Эриманфский вепрь

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Пятый подвиг Геракла»)
Перейти к: навигация, поиск

Эриманфский вепрь — в древнегреческой мифологии огромный кабан, живший на горе Эриманфе и опустошавший окрестности города Псофиды в Аркадии на горе Лампея[1].



Пятый подвиг Геракла

Микенский царь Еврисфей велел Гераклу победить эриманфского кабана. Геракл преследовал его, загоняя в глубокий снег, связал и принес в Микены[2]. Изображение охоты находилось в Олимпии среди всех 12 подвигов[3]. Герой справился с этим заданием, но по пути к месту обитания зверя приключилось несчастье.

Жители Ким в стране опиков говорили, что у них в храме Аполлона лежали клыки вепря[4].

Смерть Хирона

По дороге к Псофиде Геракл навестил кентавра Фолa, жившего в горах, который в знак почёта открыл перед сыном Зевса кувшин с вином. Но запах вина разнесся далеко по всей округе, и его почувствовали другие кентавры. Они пришли в ярость, ведь сосуд с вином принадлежал всем кентаврам, а не одному Фолу. Кентавры ворвались в пещеру, где пировал Геракл, но герой обратил нападающих в бегство и долго преследовал их, пока те не укрылись в пещере кентавра Хирона, друга Геракла. Герой вбежал в пещеру разъярённый и выпустил стрелу, отравленную кровью Гидры. Но стрела поразила Хирона. Хирон, обладавший бессмертием, не мог умереть и жестоко страдал от яда, проникшего в рану, до тех пор, пока не передал своё бессмертие Прометею (по варианту мифа — Асклепию), который, волею Зевса, должен был быть низвергнут в Аид. Хирон умер.

По другой версии мифа, в пятом подвиге Геракла случайно гибнет Фол, по неосторожности поцарапавшийся отравленной стрелой.

Напишите отзыв о статье "Эриманфский вепрь"

Примечания

  1. Диодор Сицилийский. Историческая библиотека IV 12, 1
  2. Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 5, 4; Полиэн. Стратегемы I 3, 2
  3. Павсаний. Описание Эллады V 10, 9
  4. Павсаний. Описание Эллады VIII 24, 5


Отрывок, характеризующий Эриманфский вепрь

– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.