Пятьдесят сантимов (Франция)

Пятьдесят сантимов (фр. Cinquante centimes) — номинал французских денежных знаков, выпускавшийся в 1845—1964 годах в виде монет, а также в виде различных денежных суррогатов.

Общегосударственные монеты

Чеканка серебряных монет в 50 сантимов, пришедших на смену выпускавшимся в 1803—1845 годах монетам в полфранка, начата в 1845 году при короле Луи-Филиппе. Рисунок новой монеты был аналогичен рисунку монеты Луи-Филиппа в ¹⁄₂ франка, чеканившейся в 1831—1845 годах, автором которой был Жозеф-Франсуа Домар.

В 1849 году, при Второй республике, тип монет был изменён. Новый тип «Церера» разработал Эжен-Андре Удине. В 1852 году вместо Цереры на аверсе появился портрет президента Луи-Наполеона Бонапарта, рисунок монеты разработал Жан-Жак Барр.

В 1853 году, после провозглашения Второй империи чеканка монет этого типа была продолжена, но была изменена легенда на аверсе и реверсе — «Французская Империя» вместо «Французская Республика» и «Император Наполеон III» вместо «Луи-Наполеон Бонапарт». В 1864 году тип монеты был изменён (тип Tête laurée) и одновременно снижена проба металла с 900 до 835. Рисунок новой монеты также выполнил Жан-Жак Барр.

В 1871 году, в период Третьей республики, была возобновлена чеканка монет типа «Церера», при этом была оставлена сниженная при Наполеоне III проба — 835-я. В 1897 году начата чеканка монет нового типа — «Сеятельница», рисунок которого выполнил Оскар Роти. Чеканка монет этого типа продолжалась до 1920 года.

В 1914 году, с началом Первой мировой войны был отменён золотой стандарт. Монеты из драгоценных металлов подвергались тезаврации и исчезли из обращения. В период войны, а также после её окончания, в обращении появилось большое количество различных денежных суррогатов. Чеканка серебряных монет стала невыгодной, но Франция продолжала придерживаться условий Латинского монетного союза и чеканить монеты в соответствии с нормами союза. Однако убыточность такой чеканки вынудила прекратить чеканку серебряных монет. В 1921 году начата чеканка бонов в 50 сантимов из алюминиевой бронзы. Формально это не было нарушением норм союза, так как боны выпускались не государством, а Коммерческой палатой Франции. Фактически эти боны обращались как общегосударственные денежные знаки. Рисунок этих монет разработал Жозеф-Франсуа Домар.

В 1927 году Латинский монетный союз был официально прекратил своё существование. В 1931 году была возобновлена чеканка монет в 50 сантимов от лица государства, при этом характеристики монеты (металл, размер и вес) соответствовали выпускавшимся ранее бонам Коммерческой палаты Франции. Рисунок новой монеты разработал Пьер-Александр Морлон. Чеканка монет этого типа производилась и в период оккупации, до 1941 года, а также после освобождения, в 1947 году.

В период Режима Виши первоначально, до 1941 года, продолжалась чеканка монет типа «Морлон» из алюминиевой бронзы. В 1941 году были выпущены алюминиевые монеты этого же типа, а в 1942—1944 годах выпускались монеты с символикой марионеточного Французского Государства. В 1944 году вновь начата чеканка алюминиевых монет типа «Морлон», их выпуск продолжался до 1947 года.

В январе 1960 года была проведена денежная реформа, введён «новый франк», равный 100 старым. Сантимы вновь вернулись в обращение. В 1962 году начат выпуск 50 сантимов типа «Марианна». Тип новой монеты, чеканившейся до 1964 года, разработал Анри Лагрифул. В 1965 году была начата чеканка новой монеты — полфранка типа «Сеятельница», и 1 ноября 1965-го 50 сантимов были изъяты из обращения. Более монеты в 50 сантимов во Франции не выпускались.

Изображение		Диаметр, мм	Толщина, мм	Масса, г	Металл	Гурт	Годы чеканки	Примечания
Луи-Филипп I
		18		2,5	Серебро 900		1845—1848	Монетные дворы — Париж (A), Руан (B), Страсбург (BB), Бордо (K), Лилль (W). Тираж — 9 581 743
Вторая республика
		18	2	2,5	Серебро 900		1849—1851	Монетные дворы — Париж (A), Страсбург (BB), Бордо (K). Тираж — 3 088 118
		18		2,5	Серебро 900		1852	Монетный двор — Париж (A). Тираж — 1 009 907
Вторая империя (Наполеон III)
		18		2,5	Серебро 900		1853—1863	Монетные дворы — Париж (A), Страсбург (BB), Лион (D). Тираж — 24 948 538
		18		2,5	Серебро 835		1864—1869	Монетные дворы — Париж (A), Страсбург (BB), Бордо (K). Тираж — 80 002 929
Третья республика
		18		2,5	Серебро 835		1871—1874, 1878, 1881, 1882, 1886—1889, 1894, 1895	Монетные дворы — Париж (A), Бордо (K). Тираж — 34 367 278
		18		2,5	Серебро 835		1897—1920	Тип «Сеятельница». Тираж — 357 531 033
		18		2	Алюминиевая бронза		1921—1929	Бон Коммерческой палаты Франции. Тираж — 446 702 060
		18		2	Алюминиевая бронза		1931—1933, 1936—1941, 1947	Тип «Морлон». Монетные дворы — Париж, Бомон-ле-Роже (B). Тираж — 526 916 602
Режим Виши
		18		0,75	Алюминий		1941, 1944—1947	Тип «Морлон». Монетные дворы — Париж (A), Бомон-ле-Роже (B), Кастельсарразен (C). Тираж — 231 473 672
		18		0,8	Алюминий		1942—1944	Монетные дворы — Париж (A), Бомон-ле-Роже (B), Кастельсарразен (C). Тираж — 348 256 162
Пятая республика
		25	7	1,5	Медь-алюминий-никель 920/60/20	гладкий	1962—1964	Тип «Марианна». Тираж — 141 517 100

Выпуски администраций заморских владений

Монеты

В 1903 году на Гваделупе были выпущены металлические боны в 50 сантимов. На реверсе бонов имелась надпись о том, что они обеспечены депозитами казначейства. Выпуск этих бонов был повторён в 1921 году.

Подобные металлические боны, содержавшие надпись об обеспечении депозитами казначейства, были выпущены в 1922 году на Мартинике.

Во Французском Камеруне, с 1922 года находившемся под управлением Франции в качестве подмандатной территории, официально использовался в обращении французский франк, однако специально для Французского Камеруна в 1924—1926 годах чеканились монеты в 50 сантимов.

До 1945 года денежной единицей Французской Экваториальной Африки официально был французский франк. В связи с тем, что правительство колонии выступило на стороне Сражающейся Франции, связь с Банком Франции и возможность получения из метрополии денежной наличности (в том числе разменных монет) отсутствовала. В 1943 году на монетном дворе Претории были отчеканены монеты, на которых была изображена символика Сражающейся Франции — Лотарингский крест и галльский петух.

В 1944 году по той же причине в Лондоне были отчеканены монеты в 50 сантимов для Французской Западной Африки. Монета типа «Морлон» отличалась от аналогичной французской монеты наличием надписи на реверсе — «Французская Западная Африка».

Аверс	Реверс	Диаметр, мм	Толщина, мм	Масса, г	Металл	Гурт	Годы чеканки	Примечания
Гваделупа
					Медь—никель		1903, 1921	Тираж — 1 200 000
Мартиника
					Медь—никель		1922	Тираж — 500 000
Французский Камерун
					Алюминиевая бронза		1924—1926	Тираж — 14 300 000
Французская Экваториальная Африка
					Латунь		1943	Тираж — 8 000 000
					Бронза		1943	Тираж — 16 000 000
Французская Западная Африка
					Алюминиевая бронза		1944	Тираж — 10 000 000

Банкноты

В 1917 году в связи с недостатком монет мелких номиналов правительством Французской Экваториальной Африки были выпущены бумажные денежные знаки.

В 1922 году были выпущены бумажные денежные знаки Территории Камерун (Французского Камеруна).

В 1943 году кассовые боны в 50 сантимов были выпущены правительством Французских владений в Океании.

Изображение		Размер	Цвет	Год выпуска	Примечания
Французская Экваториальная Африка
				1917
Французский Камерун
				1922
Французские владения в Океании
				1943

Денежные суррогаты

Выпуск различных денежных суррогатов (во французском языке принято название Monnaie de nécessité) происходил в различные периоды существования французского франка. Наибольшее распространение выпуск суррогатов получил в период Первой мировой войны (1914—1918) и в послевоенный период (1919—1924). В обоих этих случаях массовый выпуск суррогатов был вызван недостатком в обращении монет мелких номиналов, так объём чеканки монет не покрывал потребности обращения, а монеты из драгоценных металлов подвергались тезаврации.

Существует множество видов различных выпусков негосударственных денежных знаков — торговых палат (Франции, региональных палат, торговых палат муниципалитетов), муниципалитетов, частных предприятий. Если суррогаты торговых палат и муниципалитетов формально были обеспечены суммой, находившейся в казначействе, то частные выпуски, как правило, производились без всякого обеспечения.

Основные формы выпуска суррогатов в 50 сантимов:

• металлические — из алюминия и др. металлов и сплавов; круглые, восьмиугольные и др. форм (Трамвай Ла-Рошель, Café de la Paix (Ла-Рошель), лагерь военнопленных Седьер и др.);
• бумажные (Коммерческая палата Ниццы, Коммерческая палата Сен-Дизье, Коммерческая палата Парижа и мн. др.)

Литература

• Cuhaj G.S. Standard Catalog of World Paper Money. General Issues 1368—1960. — 12-е изд. — Iola: Krause Publications, 2008. — 1223 с. — ISBN 978-0-89689-730-4.
• Cuhaj G., Michael T., Miller H. Standard Catalog of World Coins 1801-1900. — 6-е изд. — Iola: Krause Publications, 2009. — 1296 с. — ISBN 978-0-89689-940-7.
• Cuhaj G.S., Michael T., Miller H. Standard Catalog of World Coins 1901-2000. — 40-е изд. — Iola: Krause Publications, 2012. — 2301 с. — ISBN 978-1-4402-2962-6.

Ссылки

• [franc.francais.free.fr/modules.php?name=franc&page=index&piece=50c Монеты в 50 сантимов на сайте franc.francais.free.fr]  (фр.)

Отрывок, характеризующий Пятьдесят сантимов (Франция)

Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.