Пять гробниц по пути в Каир
| Пять гробниц по пути в Каир | |
| Five Graves to Cairo | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер | |
| Автор сценария |
Билли Уайлдер |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
96 мин. |
| Бюджет |
$ 855 тыс. |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Пять гробни́ц по пути в Каи́р» (англ. Five Graves to Cairo) — американский художественный фильм Билли Уайлдера о событиях Второй мировой войны. Фильм создан в 1943 году на киностудии «Парамаунт».
История создания
Фильм о военных действиях в Северной Африке Билли Уайлдер снимал по свежим следам, когда бои ещё продолжались, но уже обозначился перевес союзников. Реальные события послужили лишь канвой для вымышленного, а точнее — заимствованного у венгерского новеллиста Лайоша Биро сюжета, уже использованного в 1927 году в фильме «Отель Империал», а затем в одноимённом фильме 1939 года (оба, как и литературный первоисточник, были посвящены Первой мировой войне)[1].
Естественно, фильм задумывался как пропагандистский, тем не менее в изображении немцев Билли Уайлдер старался держаться как можно дальше от обычных пропагандистских стереотипов. Эрвина Роммеля уже в то время признавали выдающимся полководцем[2], в фильме Уайлдера он был не только умён: к неудовольствию патриотически настроенных критиков, он вообще не походил на нацистского монстра, но, при всём различии характеров, имел немало общего с джентльменом Рауффенштайном из «Великой иллюзии» Жана Ренуара[3]. Позже, когда распространился слух о причастности Роммеля к антигитлеровскому заговору, исполнитель роли фельдмаршала Эрих фон Штрогейм говорил: «Мы каким-то образом почувствовали это».
Сюжет
Северная Африка, 1942 год; британский экспедиционный корпус разбит в сражении с танковой армией «Африка» под командованием фельдмаршала Роммеля. Уцелевший танк блуждает в раскалённых песках пустыни; единственный выживший член экипажа, капрал Джон Брэмбл (Франшо Тоун), обезумевший от жары и жажды, добирается до небольшой гостиницы.
Кроме хозяина, Фарида (Аким Тамирофф), и горничной — француженки Муш (Энн Бакстер), в гостинице нет никого: приближение немцев заставило бежать не только постояльцев, но и повара, а официант Давос погиб во время ночной бомбардировки.
Брэмбл не успевает прийти в себя, как в гостинице появляются немцы, желающие использовать её в качестве штаба Роммеля. Капрал, которому бежать уже поздно, да и некуда, решает сыграть погибшего официанта, надевает оставшуюся после него одежду и ортопедические ботинки. Делает он это против воли хозяина гостиницы и горничной: Фарид опасается, что обман раскроется и он окажется повинен в содействии обману; а Муш вообще ненавидит англичан, бросивших французов на произвол судьбы в Дюнкерке. К тому же у Муш в немецком плену находится брат, и вызволить его из концлагеря можно лишь во всём угождая всесильному, как ей кажется, Роммелю.
В гостиницу прибывает Эрвин Роммель и требует к себе Давоса; к ужасу Брэмбла, выясняется, что официант был немецким агентом. Однако ни Роммель, ни его адъютант не знают Давоса в лицо; а упрёки фельдмаршала — в том, что он, вопреки инструкции, не подал условленные сигналы, — Брэмблу удаёся отвести: после ночной бомбардировки ему в течение 8 часов пришлось выбираться из-под обломков.
Брэмблу удается украсть пистолет и он подумывает не застрелить ли Роммеля за утренним кофе. Но среди захваченных Роммелем в плен британских чиновников один оказывается бывшим постояльцем гостиницы, он хорошо знал Давоса и легко догадывается о том, что перед ним — ненастоящий официант. Чиновник убеждает Брэмбла использовать своё положение для сбора сведений.
Из бесед с Роммелем Брэмбл узнаёт, что ещё до войны, работая в Египте под видом археолога, Роммель создал пять секретных складов с запасами воды, горючего и обмундирования — «пять гробниц по пути в Каир»; места расположения этих складов отмечены на карте Роммеля, но Брэмбл безуспешно пытается их обнаружить.
В девять часов вечера Брамбл по заданию Роммеля должен отправиться в Каир, но двумя часами раньше, во время воздушного налёта, в подвале, который обитатели гостиницы используют в качестве бомбоубежища, адъютант Роммеля лейтенант Швеглер (Питер ван Эйк) обнаруживает засыпанное обломками кирпича тело настоящего Давоса. Собственно, видит Швеглер только ноги в ортопедических ботинках, но этого достаточно. Брэмбл пытается скрыться, но адъютант преследует его. При столкновении в тёмной гостинице Брэмбл убивает лейтенанта и прячет тело в комнате для прислуги.
К этому времени капралу удаётся скопировать карту Роммеля и разгадать её тайну: пять складов — это пять букв слова «Egypt» (Египет), напечатанного на карте. Перед отъездом он оставляет Фариду свой пиджак, забрызганный кровью, как неоспоримое доказательство того, что в гибели лейтенанта повинен Давос, — чтобы подозрение не пало на Муш или Фарида. Но тело Швеглера находят раньше, чем Брэмбл успевает покинуть гостиницу. Чтобы дать ему возможность уехать, Муш берёт вину на себя.
Информация, переданная Брэмблом, позволяет англичанам взорвать склады Роммеля и оставить его без запасов воды и горючего. В ноябре 1942 года вместе с победоносными английскими войсками Брэмбл возвращается в гостиницу Фарида, он привозит для Муш зонтик с ручкой из слоновой кости, о котором она мечтала; но Муш расстреляна, несмотря на то, что её непричастность к гибели Швенглера была доказана.
В ролях
- Франшо Тоун — Джон Брэмбл
- Энн Бакстер — Муш
- Аким Тамирофф — Фарид
- Эрих фон Штрогейм — Эрвин Роммель
- Питер ван Эйк — Швеглер, адъютант Роммеля
- Фортунио Бонанова — генерал Себастьяни
Съёмочная группа
- Билли Уайлдер — режиссёр и автор сценария
- Чарлз Брэкетт — автор сценария
- Лайош Биро — автор сюжета
- Джон Зейтц — оператор
- Миклош Рожа — композитор
Продюсер: Чарльз Брэкетт
Напишите отзыв о статье "Пять гробниц по пути в Каир"
Примечания
- ↑ Arthur Lennig. Stroheim. — Lexington: The University Press of Kentucky, 2000. — С. 418—419. — ISBN 0-8131-2138-8. (англ.)
- ↑ Митчем С. У. [militera.lib.ru/h/mitcham/pre.html Величайшая победа Роммеля]. — М.: АСТ, 2003. — ISBN 0-8131-2138-8. (англ.)
- ↑ Arthur Lennig. Stroheim. — Lexington: The University Press of Kentucky, 2000. — С. 421—422. — ISBN 0-8131-2138-8. (англ.)
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Пять гробниц по пути в Каир
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.
Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
