Пять элементов

Пять метаэлементов («начал», стихий) один из вариантов космогонии, донаучная попытка универсального объяснения мира.

В Западноевропейской философской традиции от античности до Нового времени к числу пяти метаэлементов относили воздух, огонь, воду и землю (четыре основных элемента подлунного мира), а также эфир, из которого состояли тела надлунного мира (звезды, блуждающие звезды — планеты и Солнце). В рамках аристотелевской физики каждому из этих элементов приписывались естественные качества и движения. Например, для легких элементов (воздуха и огня) — движение вверх, для тяжелых (земли и воды) — вниз, а для надлунного эфира — по кругу.

Экспериментальное естествознание XVII века поставило под сомнение ряд положений аристотелевской физики, в частности представлениям о естественных движениях элементов и о природной «легкости» воздуха.

Решающий удар концепции пяти метаэлементов нанесла химическая революция конца XVIII века, приведшая к радикальному переосмыслению понятия элемента. Прежние элементы оказались сложными смесями, нередко с трудом поддававшимися описанию в новых терминах, и их место заняли кислород, водород и прочие элементы современной химии.

Последние отголоски этой концепции в виде теории мирового эфира как особой среды для распространения электромагнитных колебаний продержались до конца XIX — начала XX веков.

В других философских системах существовали свои представления об элементах, из которых слагается мир. См. Махабхута (Индия), у-син (Китай), годай (Япония).

См. также

• Субстрат (философия)
• Пять стихий и нумерология
• Микрокосм
• Панча-таттва, пятеричная концепция в индуизме
• Махабхута - пять великих или универсальных элементов в индуизме
• Пять скандх и Дхьяни-будды: пятеричность в буддизме

Отрывок, характеризующий Пять элементов

В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.