Пятёрка (Ярославль)
Поделись знанием:
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.
В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
| Пятёрка | |
| Город: | |
|---|---|
| Административный район города: | |
| Год включения в черту города: |
1940 |
|
Координаты: 57°38′18″ с. ш. 39°50′10″ в. д. / 57.63833° с. ш. 39.83611° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=57.63833&mlon=39.83611&zoom=12 (O)] (Я) | |
«Пятёрка» — жилой район Ярославля вокруг улицы Чкалова. Состоит из кварталов ограниченных улицами Автозаводская, Угличская, проспектами Ленина и Октября. Входит в состав Ленинского района.
Содержание
История
В начале XX века на территории современного жилого района «Пятёрка» находились две деревни: Мордвиново, поначалу принадлежавшая помещику Мордвину Григорьеву сыну Купреянову[1], и Чебоксарово, известная с середины XVI века под названием Волово Ложнице (с вариантом Воловожище) как владение помещика Третьяка Иванова сына Огородникова[2]. Деревня Мордвиново располагалась на месте стадиона «Торпедо» и вошла в черту города в 1940 году, а Чебоксарово — в 1944 году[2].
Территория начала развиваться как городская с начала строительства за чертой города завода Акционерного общества воздухоплавания Лебедева в 1916 году (впоследствии Ярославского автомобильного завода, а с 1959 года Ярославского моторного завода). В 1934 году в районе нынешней улицы Щапова возник Фибролитовый поселок из 15 домов. Назывался он так потому, что 3-этажные дома и бараки в нем были построены из фибролита — недорогого материала, изготавливавшегося на основе спрессованной древесной стружки[1]. В годы Великой Отечественной войны часть Пятерки (находящаяся в квадрате, ограниченном улицами Радищева на востоке, Автозаводской на севере, Жукова на западе и Чкалова на юге) была возведена немецкими военнопленными и застроена преимущественно двухэтажными зданиями коттеджного типа, а также деревянными бараками.
В 1956 году[1] был пущен новый трамвайный маршрут под номером 5, связавший поселок моторостроителей с центром города. Он ходил всего 10 лет, потом были другие маршруты, но название закрепилось среди ярославцев. С 2007 года трамвай № 5 снова ходит в этот район, но уже не из центра, а из Северного жилого района Брагино.
Застройка Пятёрки завершена в 70-х годах XX века. Значительная часть района состоит из «хрущёвок». В 1960-е годы на Пятерке появился Дворец спорта, а спустя 10 лет был выстроен бассейн «Лазурный». В 1970 году состоялось открытие второго в городе широкоформатного кинотеатра «Волга»[1].
Инфраструктура
В настоящее время это район с развитой инфраструктурой и хорошим скоростным доступом. Недостатком можно считать изношенную инженерную инфраструктуру, дома, в основном экономкласса с остатками коммуналок, не очень хорошую экологию по некоторым параметрам (фенолы), (хотя по другим параметрам экологическую ситуацию можно считать хорошей: Пятёрка застроена четырёхэтажными «хрущёвками» и в каждом дворе впечатляющее количество деревьев, в основном высаженных при закладке района в шестидесятых годах, ныне — высотою вровень с домами или даже выше их. Многие деревья чрезвычайно запущены и разрастаются без всякого вмешательства городских служб; но несмотря на это — а возможно и благодаря этому — Пятёрка является районом чрезвычайно зелёным),
наличие по южной и западным границам железнодорожных путей (Северная железная дорога и станция Ярославль-Главный), отсутствию внутриквартальной и дворовой ливневой канализации, недостаток организованных парковочных мест у жилых домов.
Хоккейный клуб «Локомотив» Ярославль впервые стал чемпионом России проводя домашние матчи на стадионе «Автодизель», являющимся частью городского спортивного комплекса расположенного на «Пятёрке». В марте 2008 года на Пятёрке закончилась реконструкция бывшего открытого легкоатлетического стадиона ОАО «Автодизель» в состав которого входит и моторный завод (ЯМЗ). Построен новый, закрытый надувным куполом, легкоатлетический манеж с искусственным футбольным полем. На Пятёрке в 80-х годах построен единственный в городе закрытый бассейн с 50-метровыми дорожками.
Улицы
- Автозаводская улица — расположена между улицами Чехова на востоке и Чкалова на юге, примерная протяженность — 3,1 км. Названа в честь расположенного параллельно улице Ярославского автозавода (ныне — Ярославский моторный завод), до ноября 1957 года носила название ул. Стахановцев. В восточном конце улицы расположены Ярославский автомеханический техникум и профессиональный лицей № 31, остальная её часть застроена жилыми домами. Зел`ные насаждения, расположенные на северной стороне улицы, отгораживают жилой район от авто- и железной дороги, а также моторного завода. По этой причине Автозаводская не имеет ни одного капитального строения, числящегося по четной (северной) стороне, кроме построенного в 2011 г. в квартале между улицами Радищева и Добролюбова гаражного кооператива. При движении с востока на запад ул. Автозаводская является главной дорогой, при движении с запада на восток — второстепенной по правилу помехи справа.
- улица Белинского — расположена между Автозаводской и Угличской улицами. Примерная протяжённость — 1,25 км. Названа в 1938 году в честь литературного критика Виссариона Григорьевича Белинского[3].
- улица Добролюбова — расположена между улицами Автозаводская и Карла Либкнехта. Примерная протяжённость — 220 м. Названа в октябре 1938 года в честь литераткрного критика Николайя Александровича Добролюбова[3].
- улица Добрынина — расположена между Автозаводской и Угличской улицами. Примерная протяжённость — 1,06 км. Названа в марте 1982 года в честь Анатолия Михайловича Добрынина (1916—1982) — Героя Социалистического Труда, директора Ярославского моторного завода. До этого (с 1958 по 1982 год) носила название улица Строителей — в честь строительного бума[3].
- 1-я Жилая улица и 3-я Жилая улица — расположены в квартале между улицами Добрынина, Чкалова и Угличской. Названы в июне 1959 года по характеру застройки[3].
- улица Жукова — расположена между Автозаводской и Угличской улицами. Примерная протяжённость — 1,13 км. Названа в феврале 1948 года в честь Михаила Петровича Жукова, лётчика Великой Отечественной войны, Героя Советского Союза[3].
- улица Карла Либкнехта — расположена между улицами Добрынина на западе и Добролюбова на востоке, примерная протяжённость — 1400 м. Названа в 1938 году в честь одного из деятелей германского и международного рабочего и социалистического движения Карла Либкнехта. Улица Карла Либкнехта пересекает улицу Розы Люксембург, вместе эти улицы образуют тематический микрокомплекс (Карл Либкнехт и Роза Люксембург были убиты после подавления Ноябрьской революции)[3]. На улице Карла Либкнехта располагаются Ярославский гарнизонный военный суд и отделение «Сбербанка». Застроена она была преимущественно в конце 1940-х годов двухэтажными домами с мезонинами[4]. Некоторые из этих домов признаны аварийными. После сноса на их месте строятся многоэтажные жилые дома[5][6]. На улице нет ни одного регулируемого перекрестка, разъезд осуществляется по принципу помехи справа, за исключением створа улицы, выходящего на улицу Добрынина.
- улица Кузнецова — расположена между улицами Автозаводская и Чкалова. Примерная протяжённость — 700 м. Названа в январе 1966 года в честь ярославского журналиста и писателя Александра Александровича Кузнецова, погибшего на войне. До этого с начала 1960-х годов улица носила название Автомеханический проезд - по расположенному на ней автомеханическому училищу[3].
- улица Лермонтова — расположена между улицами Чехова и Жукова. Примерная протяжённость — 900 м. Названа в начале 1960-х годов в честь великого русского поэта Михаила Юрьевича Лермонтова[3].
- улица Радищева — расположена между Автозаводской и Угличской улицами. Примерная протяжённость — 1,36 км. Названа в октябре 1938 года в честь русского философа Александра Николаевича Радищева[3].
- улица Розы Люксембург — расположена между улицами Автозаводской на севере и Чкалова на юге, примерная протяженность — 650 м. Улица названа в 1950-х годах в честь одного из известных деятелей германского и международного рабочего и социалистического движения Розы Люксембург. Улица Розы Люксембург пересекает улицу Карла Либкнехта, вместе эти улицы образуют тематический микрокомплекс (Карл Либкнехт и Роза Люксембург были убиты после подавления Ноябрьской революции)[3]. На улице Розы Люксембург располагаются пожарная часть №2 ГУ МЧС по Ярославской области, а также несколько коммерческих объектов (химчистка, оптовый магазин, сауна), однако преимущественная застройка - двухэтажные жилые дома, возведенные в конце 1940-х гг. На улице нет ни одного регулируемого перекрестка, разъезд осуществляется по принципу помехи справа, за исключением перекрестка с улицей Чкалова.
- улица Чкалова — расположена между проспектом Октября и Угличской улицей, переходящей в Республиканский проезд и Автозаводскую улицу. Примерная протяжённость — 2,9 км. Возникла в послевоенные годы, при строительстве посёлка Ярославского автозавода. Название улица Чкалова официально присвоено в декабре 1948 года по предложению главного архитектора Ярославля А. В. Федорова в честь лётчика Валерия Павловича Чкалова[3].
Напишите отзыв о статье "Пятёрка (Ярославль)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [www.yar.rodgor.ru/gazeta/130/history/2142 Трамвай «пятерка» и другие герои поселка моторостроителей // Родной город]
- ↑ 1 2 Данилов А. Ю. Современные топонимы Ярославля — Ярославль: Ярославль, 2005
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Ярославль: историко-топонимический справочник / под ред. А. Ю. Данилова, Н. С. Землянской. — Ярославль: РИЦ МУБиНТ, 2006.
- ↑ [www.yar.aif.ru/archive/1809621 Аппендикс по имени "пятерка"]. Аргументы и факты (26 сентября 2007). Проверено 17 июля 2016.
- ↑ [76.ru/text/newsline/37676959125504.html Для расселения жильцов аварийных домов в Ярославле предоставят 127 квартир]. 76.ru (25 мая 2015). Проверено 17 июля 2016.
- ↑ [www.city-news.ru/news/society/v-yaroslavle-snosyat-avarijnye-doma/ В Ярославле сносят аварийные дома]. city-news.ru (27 января 2016). Проверено 17 июля 2016.
Отрывок, характеризующий Пятёрка (Ярославль)
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.
В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
