Пёрвиэнс, Эдна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эдна Пёрвиэнс
Edna Purviance

Студийная фотография 1916 года
Дата рождения:

21 октября 1895(1895-10-21)

Место рождения:

Гумбольт, Невада, США

Дата смерти:

11 января 1958(1958-01-11) (62 года)

Место смерти:

Голливуд, США

Гражданство:

США США

Профессия:

актриса

Карьера:

1915—1927

Эдна Пёрвиэнс (англ. Edna Purviance, 21 октября 1895 — 11 января 1958) — американская актриса немого кино, много снимавшаяся с Чарли Чаплином. За восемь лет сотрудничества с ним она появилась более чем в 30 фильмах мэтра комедий.



Биография

Эдна Пёрвиэнс родилась 21 октября 1895 года в деревне Парадайз-Вэли, округ Гумбольт, штат Невада. В трёхлетнем возрасте она с родителями переехала в городок Лавлок, где они стали владельцами небольшой гостиницы. После развода родителей в 1902 году Эдна осталась с матерью, которая вскоре вышла замуж за водопроводчика. В юности Эдна добилась успеха в качестве талантливой пианистки, а, повзрослев, она покинула Лавлок и переехала в Сан-Франциско, где поступила в бизнес-колледж.

Карьера Эдны Пёрвиэнс в кино началась совершенно случайно. В 1915 году Чарли Чаплин занимался съёмками своей второй картины «Ночь напролёт» в городке Найлс на юго-востоке от Сан-Франциско, и долго не мог найти актрису на одну из женских ролей. Один из его коллег случайно обратил внимание на Эдну в кафе «Tate’s Café» и решив, что она подойдёт на эту роль, представил её Чаплину. Он, недолго думая, взял Пёрвиэнс в свой фильм, хотя и посчитал её довольно серьёзной для комедийных ролей.

Эта случайная встреча также стала началом их романа, который длился до 1918 года. Эдна Пёрвиэнс появилась в 33 фильмах Чаплина, в том числе в знаменитой картине «Малыш» в 1921 году. Наиболее плодовитыми в её карьере стали 1915—1917 годы. В это время Эдна появилась с Чаплином в таких картинах как «Бродяга», «Скиталец», «Лавка ростовщика», «Контролёр универмага», «За экраном», «Граф», «Иммигрант», «Лечение» и «Тихая улица».

Её последними крупными работами у Чаплина стали фильмы 1923 года «Пилигрим» и «Парижанка», в котором она исполнила свою первую главную роль. Эдна Пёрвиэнс ещё дважды появилась на экране в главных ролях, прежде чем в 1927 году покинула кинематограф. Несмотря на это, Чаплин продолжал ей выплачивать ежемесячную зарплату вплоть до её смерти.

По прошествии 20 лет Эдна вновь вернулась в кино и снова к Чаплину, у которого снялась в эпизодических ролях в фильмах «Месье Верду» (1947) и «Огни рампы» (1952).[1]

В 1938 году Эдна Пёрвиэнс вышла замуж за пилота компании Pan-American Airlines Джона П. Сквайера. Их брак продлился семь лет, до 1945 года, когда Джон Сквайер умер. Самой актрисы не стало 11 января 1958 года — она умерла в Голливуде от рака в возрасте 62 лет.

В 1992 году в фильме «Чаплин» роль Эдны Пёрвиэнс исполнила актриса Пенелопа Энн Миллер.

В настоящее время подана петиция с целью отметить достижения актрисы в кино звездой на Голливудской аллее славы.[2]

Напишите отзыв о статье "Пёрвиэнс, Эдна"

Примечания

  1. [www.imdb.com/name/nm0701012/ IMDB for Edna Purviance]
  2. [ednapurviance.org/walkoffame.html Edna Purviance Walk of Fame Petition Drive]

Ссылки

  • [www.ednapurviance.org/ Мемориальный сайт Эдны Пёрвиэнс]

Отрывок, характеризующий Пёрвиэнс, Эдна

– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.