Пётр Кнафей

Пётр Кнафей

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Пётр II Кнафе́й, Пётр Гнафевс или Петр Фулло́н (греч. Πέτρος Κναφεύς (Γναφεύς), лат. fullonius; V век) — антиохийский патриарх (471—488), сторонник миафизитской, нехалкидонской христологии.

Свой монашеский путь он начал в константинопольском монастыре акимитов (неусыпаюших). Здесь он нес послушание, от которого впоследствии получил своё прозвище: «Кнафей» (γναφεύς) означает «сукновал», «валяльщик», «белилыцик».

Согласно византийской церковной традиции считается монофизитом и автором прибавления в конце Трисвятого слов: «распныйся за ны», поющихся в древневосточных православных церквях. Считается, что Петр сделал это прибавление в середине V века, когда был монахом в Константинополе, за что и был изгнан из столицы.

Пользуясь расположением императора Зенона, он смог занять кафедру антиохийского патриарха, сместив с неё патриарха-халкидонита Мартирия. Вступив на патриарший престол, Пётр стал последовательным защитником миафизитского вероучения в Антиохийской церкви. С целью расширения своего патриархата он призывал императора Зенона к упразднению древней автокефалии Кипрской Церкви и подчинении её Антиохийской кафедре. От такого решения императора остановило обнаружение на Кипре могилы апостола Варнавы, подтвердившее апостольское преемство Кипрской церкви.

В связи с борьбой христологических партий в византийской церкви Патриарх Петр II три или четыре раза изгонялся с Антиохийской кафедры. После окончательной победы халкидонитской партии он был осуждён на антиохийском поместном соборе в 471 году, позднее это решение подтвердил Римский собор в 485 году. После окончательного утверждении в империи халкидонского богословия, последователи Петра Кнафея, которых оппоненты называли феопасхитами, выделились в отдельную группу. Патриарх Петр II Кнафей и его последователи заочно осуждены как еретики Трулльским собором.

Вклад Петра Кнафея в церковную традицию

Пётр Кнафей, которому халкидонитская церковная традиция приписывает создание "монофизитского" прибавления к Трисвятому, являлся большим новатором. Его авторству и инициативе обязаны все исторические церкви таким четырём общим традициям, как чтение Символа веры на Литургии, освящение воды на Богоявление, публичное приготовление и освящение мира, а также упоминание Богородицы на всех богослужениях. Об этом сообщает Феодор Чтец - церковный историк рубежа V–VI веков:

Сообщается, что Петр Гнафевс придумал, чтобы таинство в церкви освящалось при всем народе, чтобы вечером на Богоявление совершалось призывание над водами, чтобы на каждой молитве упоминали Богородицу и на каждой литургии читали Символ веры.

Это подтверждает византийский церковный историк XIV века Никифор Каллист Ксанфопул:

Сообщается же, что Петр Гнафевс также придумал следующие четыре прекрасных обычая Вселенской Церкви: приготовление Божественного мира, освящаемое при всем народе; Божественное призывание над водами вечером на Святое Богоявление; дерзновенное воспевание Символа веры при каждом церковном собрании — тогда как до того его читали только раз [в году], во святую и Великую пятницу; и поминовение Богородицы на каждой ектении.

Ссылки

• Васильев П. П. Гнафевс, Петр // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [lib.eparhia-saratov.ru/books/13n/nikodim_milosh/rules1/239.html О Петре Кнафее в 81-м правиле Трулльского собора]

Отрывок, характеризующий Пётр Кнафей

Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.