Пётр Амьенский

Пётр Амьенский (лат. Petrus Ambianensis, он же Пётр Пустынник, лат. Petrus Heremita), — аскет, которому приписывалась организация первого крестового похода.

Пётр родился около 1050 года в Амьене, был военным, потом удалился от света и стал монахом, пустынником. В то время христианский мир был одержим идеей крестовых походов.

Папа был главным двигателем этого движения, в котором ярко отразилось аскетическое настроение целой эпохи; но по преданиям, записанным у Альберта Ахенского и Вильгельма Тирского, во главе крестового похода стоял не папа, а Пётр, своим воодушевлением увлёкший даже папу. Небольшого роста, имея жалкую наружность, он таил в себе великую доблесть.

Он был ума «быстрого и проницательного, говорил приятно и свободно». Прибыв в Палестину, Пётр был глубоко опечален, познакомившись с бедственным положением христиан. Во время беседы с иерусалимским патриархом Симоном Пётр посоветовал ему обратиться за помощью «к владыке-папе и римской церкви, королям и князьям Запада», а сам выразил готовность идти к ним, умолять их о помощи. Уверенность в успехе возникла у «жалкого, бедного и лишённого всяких средств пилигрима» вследствие помощи самого Христа Спасителя. Он явился Петру во сне, ободрил его и предписал крестовый поход. В Риме Пётр обратился с призывом к папе Урбану II.

Тот выслушал воззвание, благословил Петра на проповедь и обещал своё ревностное содействие. Пётр направился в Верчелли, оттуда в Клермон, прошёл все страны, призывая их к борьбе за Спасителя. Народ окружал его толпами, приносил ему дары и прославлял его святость. «Всё, что он ни говорил, ни делал — обнаруживало в нём божественную благодать». Все признавали его власть. Никто лучше его не умел улаживать несогласия и мирить самых жестоких врагов. Многие выдёргивали, как святыню, шерсть из его мула. Хлеба Пётр не ел, питаясь вином и рыбой. Собрав многочисленную армию, Пётр решился направить свой путь через землю венгров. Тогда поднялись все земли и все князья и рыцари во всей Франции на освобождение Гроба Господня. По этому преданию, Пётр сделал уже половину дела, когда прибыл в Клермон папа Урбан с призывом к походу (в 1095 году)

Легенда в той версии, которую излагают Вильгельм Тирский, аббат Гвиберт Ножанский и Анна Комнина, отодвинула папу на второй план, выдвинув Петра. Меж тем современники не знают Петра, не приписывают ему почина крестовых походов, не говорят о нём, как о посланнике Божьем, взволновавшем Запад. На севере Франции Пётр известен был лишь как один из многих народных проповедников; англичанам и итальянцам он совсем не был известен. Современникам он представлялся обыкновенным фанатиком-аскетом, собравшим ополчение из крестьян, нищих, крепостных, бродяг. Вождями этих полчищ были Пётр и Готье Нищий. Плачевна была судьба первого ополчения.

Постоянные стычки, еврейские погромы, битвы в Венгрии и Болгарии, общая беспорядочность лишили вождей влияния на массы. Чехи, венгры и болгары уничтожали крестоносцев. После переправы в Азию Пётр покинул ополчение, которое вскоре было истреблено турками, и присоединился к армии Готфрида Бульонского. Когда крестоносцы в 1098 году были осаждены в Антиохии эмиром Кербогой, настал такой голод, что многие бежали толпами, другие спускались на верёвках со стен и уходили в леса.

В числе «верёвочных беглецов» был и Пётр, но ему не удалось бежать, так как его поймал Танкред Тарентский и заставил присягнуть, что Пётр не убежит. Имя Петра упоминается во время переговоров с Кербогой под Антиохией. После взятия Иерусалима Пётр вернулся на родину, прибыл в Пикардию и основал в Юи в 1099 году августинский монастырь, настоятелем которого он и умер в 1115 году.

Литература

• Sybel, «Geschichte des ersten Kreuzzuges», где рассмотрены легенды крестового похода.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Пётр Амьенский

В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.