Ярошевич, Пётр

Пётр Ярошевич польск. Piotr Jaroszewicz<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
председатель Совета министров ПНР
23 декабря 1970 года — 18 февраля 1980 года
Предшественник:	Юзеф Циранкевич
Преемник:	Эдвард Бабюх
Рождение:	8 октября 1909(1909-10-08) Несвиж, Слуцкий уезд, Минская губерния, Российская империя
Смерть:	1 сентября 1992(1992-09-01) (82 года) Варшава, Польша
Партия:	ПОРП (с 1944)
Награды:

Пётр Ярошевич (польск. Piotr Jaroszewicz; 8 октября 1909, Несвиж — 1 сентября 1992, Варшава) — польский коммунистический политик, многолетний член партийно-государственного руководства ПНР. В 1964—1980 — член политбюро ЦК ПОРП, в 1970—1980 — председатель Совета министров ПНР. С 1950 имел воинское звание дивизионного генерала. Принадлежал к ближайшему окружению Эдварда Герека, в 1970-е курировал экономическую политику ПОРП. Был подвергнут изоляции в период военного положения 1981—1982. Убит при невыясненных обстоятельствах.

Ранняя жизнь. Депортация в СССР

Родился в семье католического священника. Учился в Ясло. Работал школьным учителем, затем директором школы в Гарволине.

После начала Второй мировой войны перебрался в советскую зону оккупации Польши. Был директором гимназии в Пинске. 10 июля 1940 года Пётр Ярошевич с женой и дочерью был депортирован советскими властями в Архангельск (Слободка, Красноборский район). Оттуда перемещён в Сталинград, затем в Казахстан.

Карьера в армейском политаппарате

Летом 1943 года Ярошевич примкнул к польским военно-политическим формированиям, созданным в СССР. Он присоединился к 1-го польскому корпусу под командованием генерала Зыгмунта Берлинга. Прошёл ускоренный курс военного обучения, получил офицерское звание во 2-й Варшавской пехотной дивизии. Служил в политико-пропагандистском аппарате в качестве политрука.

В 1944 вступил в коммунистическую ППР, после чего получил должность заместителя командующего 1-й польской армией по политической части. Летом-осенью 1945 возглавлял Главное политическое управление Войска Польского. С октября 1945 — главный интендант Войска Польского. В конце года получил звание бригадного генерала, с ноября 1950 — генерал дивизии.

В 1945—1950 Пётр Ярошевич — заместитель министра обороны ПНР.

В партийно-государственном руководстве

С момента основания ПОРП в 1948 Пётр Ярошевич являлся членом ЦК правящей польской компартии. В 1952 он был назначен заместителем премьер-министра ПНР Болеслава Берута. Специализировался на руководстве экономической политикой. В 1954—1956 занимал пост министра горного хозяйства.

Во внутрипартийных конфликтах Ярошевич поддерживал группировку puławianie Романа Замбровского и Леона Касмана, которая считалась подверженной еврейскому влиянию и противостояла польским национал-коммунистам, сторонникам таких деятелей, как Владислав Кручек или Мечислав Мочар (к «пулавянам» принадлежал и Эдвард Герек). В конце 1940-х — начале 1950-х группировка считалась ортодоксально-сталинистской, но после 1956 стала выступать за ограниченную и контролируемую либерализацию режима.

В 1956 Пётр Ярошевич — представитель ПНР в СЭВ. C 1957 — вице-председатель экономического комитета при Совете министров и председатель правительственного комитета по внешнеэкономическим связям. В 1964 введён в состав политбюро ЦК ПОРП — высшего органа партийно-государственной власти.

С 1947 по 1985 Пётр Ярошевич являлся депутатом сейма ПНР, состоял в депутатском клубе ПОРП.

Глава правительства ПНР

23 декабря 1970 года, в результате политического кризиса, вызванного вооружённым подавлением рабочих протестов на Балтийском побережье, Пётр Ярошевич сменил Юзефа Циранкевича на посту председателя Совета министров ПНР. Одновременно сменилось высшее партийное руководство: первым секретарём ЦК ПОРП вместо Владислава Гомулки стал Эдвард Герек, с которым Ярошевич давно выступал в политическом союзе.

На посту главы правительства Ярошевич проводил курс, ориентированный на достижение политической стабильности за счёт повышения социальных стандартов и уровня жизни населения. Герек и Ярошевич всячески демонстрировали понимание экономических проблем, совместно посещали предприятия, обещая рабочим учитывать их нужды. Важным элементом этой политики были массированные финансовые заимствования на Западе.

В то же время в экономике сохранялась централизованная плановая система. Предпринимались попытки решения бюджетных проблем через повышение потребительских цен, что вызвало новую волну протестов летом 1976 года.

К началу 1980 провал экономической политики Ярошевича стал очевиден. На VIII съезде ПОРП в феврале 1980 Ярошевич был выведен из состава политбюро и снят с поста премьер-министра (формально это обосновывалось превышением 70-летнего возраста). Новым председателем Совета министров стал Эдвард Бабюх, но это не принесло сколько-нибудь существенных перемен.

Изоляция при военном положении

Отставка в 1980 фактически завершила политическую деятельность Ярошевича. Он не играл никакой роли в событиях 1980-1981 годов, не принимал участия в конфликте ПОРП с движением «Солидарность». При этом новое партийно-государственное руководство возложило на него значительную долю ответственности за экономические трудности. Ярошевич был демонстративно исключён из ПОРП.

13 декабря 1981, при введении военного положения, Пётр Ярошевич был изолирован военными властями — фактически взят под арест — в составе группы бывших руководителей во главе с Гереком. Пребывал в этом состоянии до конца 1982.

Последние годы. Нераскрытое убийство

Последние десять лет жизни Пётр Ярошевич провёл в качестве частного лица. Никак не участвовал в политике, публично не реагировал на смену власти и общественной системы, совершившуюся в Польше в 1989-1990 годах. Предпринимал повышенные меры безопасности, включавшие высокий забор с колючей проволокой, сторожевую собаку и ношение оружия.

1 сентября 1992 года 82-летний Пётр Ярошевич и его 66-летняя жена Алисия Сольска были убиты при загадочных обстоятельствах в своём доме близ Варшавы. Их трупы обнаружили только 3 сентября. Убийство совершалось с особой жестокостью, причём ограблением не сопровождалось. Ярошевич был избит и удавлен, его жена связана и застрелена, перед этим она, возможно, сумела ранить кого-то из нападавших, так как в доме была обнаружена кровь третьего человека. Существует предположение, что целью преступников являлись некие документы, связанные с периодом нацистской оккупации и Второй мировой войны, которыми якобы располагал Ярошевич.

В 1994—2000 состоялся процесс над четырьмя подозреваемыми (все они были известны нацистскими взглядами), однако подсудимые были оправданы. Преступники и мотив убийства остались неизвестны. Убийство четы Ярошевичей (наряду с делом Марека Папалы и Станислава Булак-Балаховича) принадлежит к загадкам современной Польши.

В 2009 году Генрик Сквазински написал книгу об убийстве Ярошевича — «Jak zabiłem Piotra Jaroszewicza».

Семейная жизнь

Пётр Ярошевич был дважды женат. В первом браке с Оксаной Ярошевич имел сына Анджея (известный спортсмен-автогонщик). В браке с Алисией Сольской (участница Варшавского восстания, подполковник Войска Польского, известный экономический журналист) имел сына Яна.

Ссылки

• ЮЛИЯ ПОСПЕЛОВА, АНДРЕЙ ШИЛОВ. [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=6592 Убийство польского экс-премьера] (рус.). Коммерсантъ №136 (136) (07.09.1992). Проверено 18 июня 2013. [www.webcitation.org/6HTpCHIJb Архивировано из первоисточника 19 июня 2013].

Отрывок, характеризующий Ярошевич, Пётр

– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…