Пётр (герцог Курляндии)

Пётр Бирон Peter von Biron<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Петер фон Бирон</td></tr>
герцог Курляндии и Семигалии
1769 — 1795
Предшественник:	Эрнст Иоганн Бирон
Преемник:	отказ от суверенитета в пользу России; М. И. Ламздорф, как курляндский губернатор
Рождение:	15 февраля 1724(1724-02-15) Митава
Смерть:	13 января 1800(1800-01-13) (75 лет) Гелленау, Силезия
Род:	Бироны
Отец:	Эрнст Иоганн Бирон
Мать:	Бенигна Готтлиб фон Тротта-Трейден
Супруга:	Анна Шарлотта Доротея Медем
Награды:

Пётр Бирон (нем. Peter von Biron, 15 февраля 1724 — 13 января 1800) — сын и преемник Эрнста Иоганна Бирона, последний герцог Курляндии с 1769 по 1795 годы. Известен своим увлечением искусством, открыл в Митаве т. н. академию Петра. В качестве герцога Курляндии вёл нестабильную и неуспешную политику.

Биография

В детстве воспитывался К. Вегелем, затем — П. Леруа (с 1731) и получил весьма хорошее по тем временам образование.

После воцарения Императрицы Анны Иоанновны, фаворитом которой ещё в Курляндии стал отец Петра, Эрнст Бирон, положение семьи Биронов резко изменилось: Императрица не переставала осыпать милостями своего любимца и его родственников.

Уже в возрасте восьми лет Пётр Бирон был пожалован в ротмистры кирасирского полка; с 1736 года, когда его отец «был избран» герцогом курляндским, Пётр Бирон начал именоваться наследным принцем; в 16 лет он получил чин подполковника конной гвардии; в тот же год юноша был награждён орденами св. Александра Невского и св. Андрея Первозванного с бриллиантовой звездою и крестом.

В начале ноября 1740 года, во время дворцового переворота, в результате которого отец Петра был арестован и лишён регентства, Пётр Бирон болел горячкой, но всё равно был взят под стражу и как только выздоровел, отправился в ссылку вместе с отцом. — В Пелым, после воцарения Елизаветы заменённого, по её указу, на Ярославль.

В 1762 году Пётр III вернул семью Биронов из ссылки, при этом Пётр Бирон был возведён сразу в чин генерал-майора кавалерии, с возвращением в кавалеры ордена св. Александра Невского. Титул герцога Курляндского отцу, а наследного принца — его старшему сыну, вернула уже Императрица Екатерина II; в 1764 году, при посещении столицы курляндского герцогства — Митавы, Императрица саморучно возложила на принца курляндского и Андреевский орден, снятый с него после ареста в 1740 году.

В 1769 году Пётр наследовал управление герцогством, сменив своего одряхлевшего отца, и некоторое время значился «владеющим принцем». В 1772 году, после смерти Эрнста Бирона, унаследовал и его титул.

Время его правления было очень бурным, в последние 10 лет его власти ожесточённые споры с местным дворянством привели к продолжительным и тяжёлым судебным процессам в Варшаве. При этом герцог был весьма проворотлив и сумел накопить значительные богатства. Так, в 1786 году герцог курляндский смог позволить себе купить у князя Лобковица княжество Саганское, а в 1792 году у князя Пикколомини — владение Наход.

Во время путешествия за границу в 1784—1786 годах оставленное им в Курляндии полномочное управление ввело учреждения, невыгодные для герцога, вернувшись, герцог их отменил. Возникшее из этого недовольство герцогом дошло до того, что последние годы он проводил большей частью за границей.

Желая содействовать примирению сторон, супруга Петра Бирона, Доротея, по просьбе дворянства вернулась в Курляндию; влиятельный советник двора Ховен предлагал ей принять на себя регентство, но она отказалась и весной 1788 года упросила мужа вернуться. В конце концов депутация дворян отправилась в Петербург, где Екатерина, недовольная сношениями герцога с Пруссией, приняла на себя посредничество. Герцог был призван в Петербург и здесь 28 марта 1795 года подписал отречение от герцогства, за что ему назначена была ежегодная пенсия в 100 тысяч талеров (50 тысяч червонцев); кроме того, за поместья его в Курляндии императрица заплатила 500 000 червонцев.

Герцог уехал из Санкт-Петербурга 22 июня и жил с тех пор частью в Берлине, частью в поместьях. Он умер в поместье Гелленау (Еленюв в Клодзском повяте в Силезии).

Про Петра Бирона, как и про Карла, говорили, что он сын Анны Иоанновны; это — уверение французского посла де Шетарди. Относительно Петра Бирона уверению этому противоречат слова самого Эрнста Иоганна в письмах его к жене, Бенигне Готлибе.

Семья

Был женат три раза:

1. с 15 октября 1765 по 15 мая 1772 года женат на принцессе Каролине Луизе Вальдекской († в 1782 году)
2. с 1772 до 27 апреля 1778 года на княгине Евдокии Борисовне Юсуповой († в 1780 году), дочери Б. Г. Юсупова
3. с 1779 года на графине Анне Шарлотте Доротее Медем.

С первыми супругами он развёлся ввиду их бездетности. От третьей супруги он имел сына Петра, род. 23 февраля 1787 г. и умершего уже 25 марта 1790 г., и дочерей — герцогинь Саган:

1. Пётр (23 февраля 1787 — 25 марта 1790)
2. Саган, Вильгельмина (Катарина Фридерика Вильгельмина Бенигна фон Бирон) (1781—1839) — любовница Меттерниха.
3. Полина (Мария Луиза Паулина фон Бирон)
4. Иоганна Катарина фон Бирон (1783—1876)
5. Саган, Доротея — любовница Талейрана.

Литература

• Hugo Weczerka (Hg.): Handbuch der historischen Stätten Schlesien, Stuttgart 1977
• Dehio-Handbuch der Kunstdenkmäler in Polen: Schlesien, Deutscher Kunstverlag, 2005
• Věra Vlčková: Pamětihodnosti panstvί Náchod důchodnίho Jana Müllera. In: Stopami Dějin Náchodska, Nachod 1997
• Alois Jirasek: Na dvoře vévodském, Historický Obraz. Prag 1953

Ссылки

• [www.otechestvo.org.ua/main/20111/1704.htm Последний Герцог. О жизни и кончине Герцога Курланд и Ливония Петра Эрнста фон Бирон. Александр Рожинцев]
• Бироны // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.bbl-digital.de/eintrag// Biron, Peter v., 1730 Gf., 1737 Prinz, seit 1769 Hzg. v. Kurland] в словаре Baltisches Biographisches Lexikon digital  (нем.)

Отрывок, характеризующий Пётр (герцог Курляндии)

Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.