Лавровский, Пётр Алексеевич

Пётр Алексеевич Лавровский
в 1870 г.
Место рождения:	с. Выдропужск, Новоторжский уезд, Тверская губерния, Российская империя
Место смерти:	с. Выдропужск, Новоторжский уезд, Тверская губерния, Российская империя
Научная сфера:	русская словесность
Место работы:	Харьковский университет, Варшавский университет
Учёное звание:	член-корреспондент СПбАН
Альма-матер:	Главный педагогический институт

Пётр Алексе́евич Лавро́вский (31 марта 1827, с. Выдропужск, Тверская губерния — 28 февраля 1886, там же) — славист, профессор Харьковского университета (1851—1869); ректор Варшавского университета (1869—1872); член-корреспондент Петербургской академии наук (избран 07.12.1856).

Биография

В семье было 19 детей, из которых известными стали Пётр и Николай.

Воспитывался в Тверской семинарии и Главном педагогическом институте; получил золотую медаль за исследование «О Реймском Евангелии», напечатанное в «Опытах историко-филологических трудов студентов Главного педагогического института» (СПб., 1852, т. I). В 1851—1869 годах занимал кафедру славянских наречий в Харьковском университете. В это время он получил: степень магистра в 1852 году — за диссертацию «О языке северных русских летописей» и степень доктора — за «Исследование о летописи Иоакимовской».

Вслед за этим последовал ряд лингвистических статей: «Описание семи рукописей Императорской С.-Петербургской Публичной Библиотеки» ([books.google.fr/books?id=FXFcAAAAcAAJ Москва, 1858]), «Обзор замечательных особенностей наречия малорусского сравнительно с великорусским и другими славянскими наречиями» (СПб., 1859) и др. После путешествия по славянским землям в 1859—1861 годах Лавровский напечатал «Житие царя Лазаря по списку XVII в.» (М., 1860); «В воспоминание о Ганке и Шафарике» (Харьков, 1861); «Известие о состоянии униатской церкви у русских в Галиции» (Харьков, 1862); «[dlib.rsl.ru/viewer/01003543700#?page=2 Кирилл и Мефодий, как православные проповедники у западных славян…]» (Харьков, 1863); «Падение Чехии в XVII веке» («Журнал Министерства народного просвещения» ч. CXVIII, кн. 5); «О трудах Ломоносова по русскому языку и русской истории» (Харьков, 1865); Этнографический очерк кошубов («Филологические записки», Воронеж, 1866); «Коренное значение в названиях родства у славян» ([books.google.fr/books?id=ZGBcAAAAcAAJ СПб., 1867]).

С 1862 года был действительным членом Общества любителей русской словесности.

Затем П. А. Лавровский был ректором Варшавского университета (1869—1872), попечителем оренбургского (1875—1880) и одесского (1880—1885) учебных округов, членом совета министра народного просвещения.

Последние труды Лавровского: «Сербско-русский словарь» (СПб., 1870); «Черногория и Черногорцы» («Беседа», 1871, кн. I); «Русско-сербский словарь» (СПб., 1880). После его смерти была напечатана «Итальянская легенда о жизни святого Кирилла и открытии им мощей святого Климента» («Журнал Министерства народного просвещения», 1886, кн. 7 и 8).

Литература

• Лавровский, Петр Алексеевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [dlib.rsl.ru/viewer/01004161298#?page=168 Словарь членов Общества любителей Российской словесности при Московском Университете]. — М.: Печатня А. Снегиревой, 1911. — С. 162.

Отрывок, характеризующий Лавровский, Пётр Алексеевич

– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.