Марков, Павел Александрович

Павел Александрович Марков
Профессия:	театральный режиссёр, театральный критик, театровед, театральный педагог
Годы активности:	1919—1980
Театр:	МХАТ
Награды:

Павел Александрович Ма́рков (1897 — 1980) — русский советский театральный критик, режиссёр, историк и теоретик театра, педагог. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1944). Доктор искусствоведения (1960).

Биография

Родился 10 (22 марта) 1897 года в Туле. Потомственный дворянин, происходил из древнего рода, представители которого участвовали в Куликовской битве. Дальний родственник одного из основателей партии «Союза Русского народа» Николая Евгеньевича Маркова и белого генерала Сергея Леонидовича Маркова. Сын Александра Павловича Маркова и Александры Арсеньевны Пятницкой. С 1912 года семья переехала в Москву. Павел Марков в 1921 году окончил историко-филологический факультет Московского университета. Театральную деятельность начал в 1920 году в Студии сатиры. С 1919 года выступал как критик, рецензент, очеркист.

В 1923—1924 годах Марков вёл режиссёрско-педагогическую работу в 3-й Студии МХАТ. В 1925—1949 годах заведовал литературной частью МХАТа и в этом качестве немало способствовал утверждению в репертуаре театра современной советской драматургии.

В 1933—1944 годах Марков был заведующим художественной частью МАМТ имени Вл. И. Немировича-Данченко. В 1944—1949 годах — художественным руководителем МАМТ имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко. Поставил спектакли: «Кащей Бессмертный», «Моцарт и Сальери» Н. А. Римского-Корсакова (оба в 1944), «Любовь поэта» («Сказки Гофмана») Ж. Оффенбаха (1948). Совместно с Д. В. Камерницким поставил оперу «Семья» Ходжи Эйнатова (1940), совместно с П. И. Румянцевым оперу «Суворов» С. Н. Василенко (1942), совместно с П. С. Златогоровым оперу «Любовь Яровая» В. Р. Энке (1947). В ГАМТ поставил спектакли: «Северные зори» Н. Н. Никитина (1952, совместно с К. А. Зубовым), «Порт-Артур» И. Попова и А. Н. Степанова (1953, совместно с К. А. Зубовым), «Проданная колыбельная» Х. Лакснесса (1955).

В 1955—1962 годах Марков был режиссёром МХАТа. Поставил спектакли: «Золотая карета» Л. М. Леонова (1957, совместно с В. А. Орловым и В. Я. Станицыным), «Братья Карамазовы» по Ф. М. Достоевскому (1960, совместно с Б. Н. Ливановым и В. П. Марковым).

С 1939 года преподавал в ГИТИСе, с 1943 года — профессор.

Павел Марков был членом редакционной коллегии (т. 1) и главным редактором (т. 2—5) Театральной энциклопедии в 5 томах.

П. А. Марков выведен в образе Миши Панина в «Театральном романе» М. А. Булгакова.

Умер 5 апреля 1980 года. Похоронен в Москве на Введенском кладбище.

Награды и премии

• заслуженный деятель искусств РСФСР (1944)
• Государственная премия РСФСР имени К. С. Станиславского (1966) — за книги «Правда театра» и «Режиссура Вл. И. Немировича-Данченко в музыкальном театре»
• орден Ленина
• орден Трудового Красного Знамени
• ещё один орден и медали

Книги и публикации

• Марков П. А. Новейшие театральные течения (1898—1923). — М., 1924.
• Марков П. А. Московский Художественный театр. 1898—1948. — 1950. совместно с Н. Н. Чушкиным
• Марков П. А. В. Ф. Комиссаржевская. — 1950.
• Марков П. А. Режиссура Вл. И. Немировича-Данченко в музыкальном театре. — М: ВТО, 1960. — 410 с.
• Марков П. А. О театре. В 4-х т. — М: Искусство, 1974. — 25 000 экз.
  • [teatr-lib.ru/Library/Markov/Theatr_1/ Т. 1. Из истории русского и советского театра. 542 с.]
  • [teatr-lib.ru/Library/Markov/Theatr_2/ Т. 2. Театральные портреты. 495 с.]
  • [teatr-lib.ru/Library/Markov/Theatr_3/ Т. 3. Дневник театрального критика. 639 с.]
  • [teatr-lib.ru/Library/Markov/Theatr_4/ Т. 4. Дневник театрального критика: 1930—1976. 639 с.]
• Марков П. А. [teatr-lib.ru/Library/Markov/vospom/ Книга воспоминаний]. — 1983.
• Марков П. А. [teatr-lib.ru/Library/Markov/zavlit/ В Художественном театре: Книга завлита]. — М.: ВТО, 1976. — 607 с.

Отрывок, характеризующий Марков, Павел Александрович

– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.