Боборыкин, Пётр Дмитриевич

Пётр Боборыкин
Место рождения:	Нижний Новгород, Российская империя
Род деятельности:	прозаик, журналист
Годы творчества:	1860—1906
Направление:	реализм
Жанр:	роман, повесть, рассказ, пьеса
Подпись:
[az.lib.ru/b/boborykin_p_d/ Произведения на сайте Lib.ru]

Пётр Дми́триевич Боборы́кин (15 (27) августа 1836, Нижний Новгород — 12 августа 1921, Лугано, Швейцария) — русский писатель, драматург, журналист, публицист, критик и историк литературы, театральный деятель, мемуарист, переводчик.

Биография

Родился в семье помещика. Со стороны матери его дедом был генерал-майор Пётр Богданович Григорьев, кавалер ордена св. Иоанна Иерусалимского (1800), один из организаторов Нижегородского ополчения 1812 года. Петрашевец Н. П. Григорьев был его дядей.

Учился в Нижегородской гимназии, затем — в Казанском и Дерптском университетах, где готовился к карьере учёного-химика и медика. Свободно владея основными европейскими языками, объездив весь Старый Свет, Боборыкин слыл одним из культурнейших людей своей эпохи. Дебютировал как драматург в 1860, в этом же году напечатал комедию «Однодворец». В 1863—1864 опубликовал автобиографический роман «В путь-дорогу». Был редактором-издателем журнала «Библиотека для чтения» (1863—1865), и одновременно сотрудничал с «Русской сценой». Длительное время прожил за границей, где познакомился с Э.Золя, Э. Гонкуром, А.Доде. В 1900 году был избран почётным академиком.

Семья

• Жена — Софья Александровна Боборыкина (урождённая Зборжевская, театральный псевдоним Северцова; 1845—1925), русский переводчик, прозаик, актриса.

Творчество

Как вспоминал сам Боборыкин, «две главных словесных склонности: художественное письмо и выразительное чтение, — предмет интереса всей моей писательской жизни, — уже были намечены до наступления юношеского возраста, то-есть до поступления в университет». Первый рассказ, — юмористический — он написал после перехода в 6-й класс гимназии. Первая публикация — комедия «Однодворец» (1860).

Сотрудничал в журналах «Отечественные записки», «Вестник Европы», «Северный вестник», «Русская мысль», «Артисте» и в других изданиях. Автор множества романов, повестей, рассказов, пьес, а также работ по истории западноевропейской и русской литературы. Наиболее известные произведения — романы «Жертва вечерняя» (1868), «Дельцы» (1872—1873), «Китай-город» (1882), «Василий Тёркин» (1892), «Тяга» (1898), повесть «Поумнел» (1890), комедия «Накипь» (1899).

Массовое употребление понятия «интеллигенция» в русской культуре началось с 1860-х, когда журналист П. Д. Боборыкин стал употреблять его в прессе. Боборыкин объяснял, что заимствовал этот термин из немецкой культуры, где он использовался для обозначения части общества, которая занимается интеллектуальной деятельностью. Называя себя «крестным отцом» нового понятия, Боборыкин вкладывал в него особый смысл: определение интеллигенции как совокупности представителей «высокой умственной и этической культуры», а не «работников умственного труда». По его мнению, российская интеллигенция — это особый морально-этический феномен. К интеллигенции в этом понимании относятся представители разных профессиональных групп, различных политических убеждений, но имеющие общую духовно-нравственную основу. С этим смыслом понятие «интеллигенция» пришло обратно на Запад, где стало считаться чисто русским (intelligentsia).

Роман «Китай-город» — одно из наиболее известных произведений П. Д. Боборыкина. Он изначально задумывался как роман-исследование, летописный документ, посвященный быту и нравам москвичей своего времени. Это произведение интересно не только с художественной, но и с исторической точки зрения. Боборыкину приписывают изобретение закусочного салата «Ерундопель», впервые представленного на страницах «Китай-города». В романе почти с научной точностью описываются детали купеческого быта, кулинарные предпочтения, интерьер, повседневные обязанности и привычки купцов и дворян на фоне предчувствий грядущих и происходящих в романе социально-политических изменений. Все это служит основной задаче писателя — обоснованию концепции исторической роли Москвы в последней трети ХIX века.

Публикации произведений

• Боборыкин П. Д. Василий Теркин. — Вестник Европы, кн. I—VI, 1892.
• Боборыкин П. Д. Китай-город. Роман в пяти книгах. — М., Московский рабочий, 1947. — 336 с. (Ашукин Н. С. Предисловие — С. 3-4).
• Боборыкин П. Д. Воспоминания. В 2-х томах. — М.: Художественная литература, 1965.
• Боборыкин П. Д. Китай-город. Проездом: Роман в 5 книгах и повесть / Вступ. статья С. И. Чупринина. — М.: Московский рабочий, 1985. — 492 с. — (Литературная летопись Москвы). — 100 000 экз.
• Боборыкин П. Д. Сочинения в 3 тт. — М.: Художественная литература, 1993. — ISBN 5-280-01525-3
• Боборыкин П. Д. [dlib.rsl.ru/viewer/01005424351#?page=3 За полвека: (Мои воспоминания)] — М.-Л.: «Земля и фабрика», 1929. — 383 с.
• Боборыкин П. Д. За полвека. Воспоминания. — М.: Захаров, 2003. — 688 с. — 4 000 экз. — ISBN 5-8159-0293-4.

Литература

• Краткая литературная энциклопедия. Т. 1: Аарне — Гаврилов. — М.: Советская энциклопедия, 1962. — Стлб. 648—649.
• Морозов П. О. Боборыкин, Петр Дмитриевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Шулятиков В. М. [az.lib.ru/s/shuljatikow_w_m/text_0600.shtml О новых произведениях П. Д. Боборыкина] // «Курьер», 1901, № 56.

Ссылки

• [az.lib.ru/b/boborykin_p_d/ Боборыкин, Пётр Дмитриевич] в библиотеке Максима Мошкова
• [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/literatura/BOBORIKIN_PETR_DMITRIEVICH.html Боборыкин ]в энциклопедии «Кругосвет»
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-49442.ln-ru Профиль Петра Дмитриевича Боборыкина] на официальном сайте РАН

Отрывок, характеризующий Боборыкин, Пётр Дмитриевич

– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.