Успенский, Пётр Демьянович

Пётр Демьянович Успенский
Дата рождения:	17 марта 1878(1878-03-17)
Место рождения:	Москва
Дата смерти:	2 октября 1947(1947-10-02) (69 лет)
Место смерти:	Лайн-плейс, Суррей, Англия
Страна:	Российская империя, США
Язык(и) произведений:	рус. , англ.
Основные интересы:	эзотерика, мистицизм, карты Таро
Цитаты в Викицитатнике

Пётр Демья́нович Успе́нский (5 (17) марта 1878, Москва — 2 октября 1947, Лайн-плейс, Суррей, Англия) — русский философ, теософ, эзотерик, оккультист, таролог, журналист и писатель, математик по образованию. Автор книг «Tertium Organum», «Новая модель Вселенной» и др., сподвижник Георгия Гурджиева.

Проявлял интерес к метафизическим (космологическим) идеям четвёртого измерения, применяя логико-аналитический подход^[что?] к изучению мистицизма. Одним из первых высказал идею плодотворности синтеза идей психологии и эзотерики.

Биография

Родился 5 (17) марта 1878 в Москве в семье разночинцев.

После окончания общей гимназии получил математическое образование.

В 1907 году, работая журналистом в московской газете «Утро», увлекся теософией. С этого времени сотрудничал со многими «левыми» изданиями, выступал с публичными лекциями в Москве и Петербурге.

В 1908 году предпринял журналистскую поездку на Восток в поисках мистических откровений и видений. Посетив в Индии йогов, пришел к выводу, что оккультная мудрость заключается в активной деятельности, а не в созерцании, что привело его к идеологии мистических сект ислама.

В 1913 году Успенский предпринял новую поездку в Индию, где в Адьяре жил в штаб-квартире Теософского общества. В Адьяре он познакомился с немецким мистиком Германом Кезерлингом, с которым решил объединиться и создать собственное мистическое общество. Однако этим планам помешала Первая мировая война.

Весной 1915 году Успенский познакомился с Г. Гурджиевым, вскоре став его учеником и помощником.

В октябре 1916 году Успенского призвали в армию. После февральской революции 1917 г. Успенский вновь примкнул к группе Гурджиева и отправился с ним в Ессентуки. Оставшись с приходом красных войск в Ессентуках, он работал библиотекарем до прихода армии Деникина. Успенский стал советником майора Пайндера, главы Британской экономической делегации. Отступая с белыми войсками, в марте 1920 г. Успенский прибыл в Константинополь. Туда же вскоре приехала и группа Гурджиева.

В августе 1921 году перебрался в Великобританию и поселился в Лондоне. Успенский разорвал отношения с Гурджиевым из-за неприятия слишком жестких отношений «учитель — ученик». Под влиянием распространившихся в Европе идей Р. Штейнера в области образования стал разрабатывать собственную систему, согласно которой приобрести эзотерические знания невозможно без приобщения к истинной педагогической традиции.

В 1938 году создал Лондонское «Историко-психологическое общество» — институт изучения эзотерического развития человека.

В 1941 году Успенский, предвидя распространение Второй мировой войны на всю Европу, переехал в США, поселившись в Нью-Йорке.

В 1941—1947 годах осуществлял групповую эзотерическую работу в Англии, Франции и США. Среди посещавших лекции П. Д. Успенского в Лондоне были известные писатели Олдос Хаксли, Томас Элиот и другие.

Учение

Несмотря на собственные оригинальные взгляды, некогда оцененные интеллектуальной элитой дореволюционной России, в истории он остался известен лишь как сподвижник Г. И. Гурджиева и соавтор его учения по саморазвитию. Яркость Г. И. Гурджиева оттеняла Петра Успенского, сыгравшего неоценимую роль в одном из наиболее заметных течений эзотеризма начала XX века — «Четвёртом пути». Несмотря на то, что систему «Гурджиева — Успенского» часто считают работой Г. И. Гурджиева, существует не только одна её базовая версия. Первоначальная (не сохранившаяся) Гурджиевская версия учения не удовлетворила исследователя Петра Успенского. Он, будучи одним из главных подвижников «4-го пути», после многих лет участия в работе не без основания полагал, что Гурджиев намеренно скрывает (или даже не знает) ряд ключевых аспектов учения. Успенский, конечно, осознавал и принимал необходимость «тайны» для непосвящённых, но считал это оправданным лишь до тех пор, пока это необходимо для сонастройки адепта с работой (то есть для его правильного развития). Когда же учение, из-за отсутствия связанной ясности и наличия немалого числа «белых пятен» (способствующих энтропии), достигло предела своей развивающей функции и работа самосовершенствования адептов стала пробуксовывать (а Гурджиев всё продолжал «играть в таинственность»), Успенский счёл это признаком деградации и «отошёл» от Гурджиева, чтобы сохранить хотя бы фрагменты живой конструктивной работы. Это произошло в январе 1924 года, начиная с которого Успенский вёл свою многочисленную (до 500 чел.) группу в Англии (Гурджиев имел группы во Франции и Америке).

Официальной (Гурджиевской) версией учения ныне считают единственный (за исключением, конечно, главного труда самого Г. И. Гурджиева — «Рассказы Вельзевула своему внуку») первоисточник идей «Четвёртого пути» — книгу Петра Успенского «В поисках чудесного». Однако она, наполненная выдержками из первичных разноплановых лекций Г. И. Гурджиева, в целом является второй намеренно отшлифованной (психологической) формой учения. Переведённая Успенским с религиозно-целительского и маго-оккультного сленга (который изобиловал в речи Гурджиева) ещё в 1915—1923 году, она была переструктурирована и отточена Петром Демьяновичем (не разрешавшим её публиковать «сырой») в его многочисленных лекциях по системе (как рукопись под названием «В поисках чудесного: фрагменты неизвестного учения»). Несмотря на запрет, сразу после смерти П. Д. Успенского, эта рукопись (с урезанным вдвое названием) всё же была издана. Поскольку сам Гурджиев никогда не публиковал своё учение, материал этого второго варианта «Четвёртого Пути» (уже после смерти его основателей) и стали полагать «основным». Парадокс заключается в том, что даже эта версия учения не являлась ни окончательной, ни совершенной. Во всяком случае, предсмертное послание самого П. Успенского, истолкованное некоторыми приверженцами учения как его «отказ от системы», содержало указание на несостоятельность официальной версии доктрины, подразумевающее необходимость «перезагрузки» прежнего формата эзо-учения. А это, в свою очередь, даёт основания предположить потенциальное существование третьей (эзотерической) версии пути саморазвития, предназначенной лишь для узкого круга специалистов (что и полагал П. Успенский в течение своей 30-летней исследовательской практики).

Одними из ключевых концепций Гурджиева были: самовоспоминание, трансформация страдания и эннеаграмма.

Творчество

• Книги:
  • Четвёртое измерение. — СПб, 1909.
  • [fway.org/onlinelib/51-str.html Странная жизнь Ивана Осокина]. — СПб, 1910; Лондон, 1947; Париж, 1993.
  • [www.psylib.ukrweb.net/books/uspen01/index.htm Tertium Organum (Ключ к загадкам мира)]. — СПб, 1911; Нью-Йорк, 1920, 1922; Лондон, 1923, 1934,
  • [green-door.narod.ru/usptar.html Символы Таро]. — СПб, 1912.; Нью-Йорк, 1976.
  • [fway.org/onlinelib/44-2009-01-30-20-19-25.html Новая Модель Вселенной]. — Лондон, 1930; Париж, 1993.
  • [fway.org/onlinelib/72-2009-04-27-18-50-21.html В поисках чудесного (Фрагменты неизвестного учения)]. — Лондон, 1934; Париж, 1996.
  • [fway.org/onlinelib/49-2009-02-10-15-18-02/181-2009-02-10-15-19-03.html Разговоры с дьяволом]. — Париж, 1993.

• Другое:
  • печатал статьи в оккультном журнале мартинистов «Изида».
  • [fway.org/onlinelib/45-ps.html Психология возможной эволюции человека] (первая часть сборника лекций Успенского)
  • [fway.org/onlinelib/70-cosm/378-2009-04-18-18-49-17.html Космология возможной эволюции человека] (вторая часть сборника лекций)

• Посмертные издания:
  • [fway.org/onlinelib/68--q-q/332-2009-03-17-09-33-49.html Дальнейшие записи] (выдержки из бесед 1928—1945)
  • Четвёртый путь (записи бесед в 1921—1946). — Нью-Йорк и Лондон, 1957.
  • [fway.org/onlinelib/78-------1919--/465--1919-.html Письма из России 1919-го года]. — Нью-Йорк и Лондон, 1978.
  • [fway.org/onlinelib/43-2009-01-30-16-25-48/89-2009-01-30-16-35-13.html Совесть. Поиск истины]. — Лондон, 1979.

Литература

• Ровнер А. Формирование концепции П. Д. Успенского // Россия и гнозис. М., 1996, с.52-58.

Ссылки

• [livingpresence.com/russian/home-russian.html Школа Четвёртого Пути]
• [gurdjieff.ru/ Гурджиев.ру]
• [www.cuctema.ru Сайт Московской Гурджиевской группы]
• [www.olsufiev.com/4W/GI-PDU.htm Г. И. Гурджиев и П. Д. Успенский]
• [fway.org/ouspensky-m.html Успенский Петр Демьянович на fway.org]
• [www.fourthway.info Сайт Искателей и Инструкторов планеты Земля (английский язык)]

Отрывок, характеризующий Успенский, Пётр Демьянович

Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]