Вигдергауз, Павел Исаакович
Поделись знанием:
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
(перенаправлено с «П. И. Вигдергауз»)
| Павел Исаакович Вигдергауз | |||
 | |||
| Основные сведения | |||
|---|---|---|---|
| Работы и достижения | |||
| Работал в городах | |||
| Важнейшие постройки |
монумент «Шахтёр» на Шахтёрской площади в г. Донецке, Храм Рождества Христова в сквере Павших Коммунаров в г. Донецке, жилой дом по ул. Университетской («Дом с башенками»), памятник В. И. Ленину в г. Горловке | ||
| Награды |
| ||
Павел Исаакович Вигдергауз (7 сентября 1925 — 11 февраля 2013) — советский и украинский архитектор, лауреат Государственной премии СССР, Заслуженный архитектор Украины.
Содержание
Биография
Родился 7 сентября 1925 года в городе Бахмут Донецкой области в еврейской семье. Так как отец работал журналистом в разных городах Донецкой и Луганской областей, то и семья постоянно переезжала. Война застала их в городе Макеевке. В октябре 1941 г. вместе с матерью был эвакуирован в город Кизел Пермской области на Урале. В Кизеле он поступил на работу на эвакуированный из Киева военный завод, где освоил специальность токаря 3-го разряда.
В январе 1943 г. был призван в ряды Советской Армии и направлен в военно-пехотное училище. После шести месяцев обучения был направлен в 349-й гвардейский полк 105-й гвардейской венской воздушно-десантной дивизии, которая в составе 3-го Украинского фронта вела бои в Венгрии и Австрии. В боях за Вену был ранен. После лечения в госпиталях Будапешта, Констанцы, Днепропетровска и Донецка был демобилизован.
Мечта стать архитектором зародилась у него ещё в школе. После демобилизации, идя по полуразрушенному городу Сталино, он увидел офицера, рисующего развалины дома. Павел Исаакович подошёл и узнал, что этот человек — архитектор и готовит обмеры здания для его восстановления, и он рассказал о своей мечте. Так его пригласили работать в Облпроект чертёжником-помощником архитектора.
В Облпроекте, ему довелось работать с известными уже в то время архитекторами А. П. Страшновым и А. Д. Кузнецовым. В 1947 г. они уговорили Павла Исааковича ехать в Харьков учиться в институте. Там они с товарищем сразу направились к ректору института. Сдав экзамен только по рисованию (так как со школьных лет после войны ничего не помнили, и ректор это понимал), были приняты в институт. Итак, шесть лет учёбы и диплом архитектора.
Творческая работа архитектора насчитывает более 55 лет. За это время построено огромное количество зданий по проектам архитектора Вигдергауза Павла Исааковича, который является членом Союза архитекторов УССР с 1957 года. В числе его работ — скульптурные памятники, храмы, медицинские и образовательные учреждения, жилые и административные здания, спортивные сооружения. Большинство его проектов воплощено в Донецке, однако, есть его объекты и в других городах Донецкой области и бывшего СССР. Одна из работ архитектора Вигдергауза Павла Исааковича уже много лет считается символом Донбасса — памятник «Слава шахтерскому труду», установленный на Шахтерской площади г. Донецка.
В 1978 году ему присуждена Государственная премия СССР за ландшафтную архитектуру города Донецка.
В 2009 году ему присвоено звание Заслуженный архитектор Украины.
Умер 11 февраля 2013 года в Донецке.[1]
Список авторских работ
- жилой 45-квартирный дом № 1 МУП УССР в квартале № 309 по ул. Университетской в г. Донецке;
- жилой 42-квартирный дом № 3 МУП УССР в квартале № 309 по ул. Университетской в г. Донецке;
- стадион ДСО «Шахтёр» в г. Горловке;
- жилой дом № 15 в квартале № 33 в г. Донецке;
- проект застройки квартала № 289 в г. Донецке;
- проект застройки квартала № 7 шахты «Чайкино-Глубокая»;
- административно-лабораторный корпус института «УкрНИИсоль» в г. Артемовске;
- застройка жилого района «Семеновка» в г. Донецке;
- экспериментальная школа на 2032 учащихся в г. Донецке (проект архитектора И. Каракиса; привязка к местности П. И. Вигдергаузa, В. И. Воликa, А. П. Страшновa; мозаичные композиции худ. Г. И. Синицы и В. И. Зарецкого)[2];
- магазин «Дончанка» в г. Донецке;
- квартал № 426 в г. Енакиево;
- монумент «Шахтёр» на Шахтёрской площади в г. Донецке (скульптор Константин Ефимович Ракитянский);
- дом бытовой радиотелевизионной техники в г. Донецке;
- памятник В. И. Ленину в г. Краматорске;
- жилой 9-этажный дом № 1 в микрорайоне № 4 г. Енакиево;
- 321-квартирный жилой дом № 5, 6 в квартале № 138—139 в г. Донецке с квартирами в 2-х уровнях;
- унифицированные блок-секции 9-этажных жилых домов со стенами из кирпича серии 87 (заказ Госстроя УССР — типовой);
- лаборатория электрошлакового переплава Донецкого политехнического института;
- 14-этажные жилые дома по ул. Парковой в г. Краматорске (четыре дома), повторены в других городах;
- 14-этажные жилые дома со стенами из кирпича (Типовые проекты 124-87-107 и 124-87-117) по заказу Госстроя УССР;
- памятник В. И. Ленину в г. Горловке;
- административное здание в г. Ясиноватая;
- серия 134 ДВ для ЖСК-2 г. Донецка;
- микрорайон «Парковый» в г. Донецке (проект застройки);
- 12, 14, 16-этажный дом № 1 в микрорайоне «Парковый» в г. Донецке;
- 12, 14, 16-этажный дом № 2 в микрорайоне «Парковый» в г. Донецке;
- 65-квартирный 12, 13, 14-этажный жилой дом со стенами из кирпича по заказу Госстроя УССР (Типовой проект 124-87-151);
- 78-ми квартирный 12, 13, 14-этажный жилой дом со стенами из кирпича (Типовой проект 124-87-153);
- кардиологический корпус ОЦКБ в г. Донецке;
- жилые дома № 17-20 с магазином в 1-м этаже в мемориальном центре г. Краснодоне;
- родильный дом в г. Артемовске;
- здание налоговой инспекции в г. Артемовске;
- жилой дом № 5 в квартале № 24 г. Донецка;
- жилой дом по ул. Щорса в г. Донецке;
- жилой дом № 11 в квартале № 43 г. Донецка;
- Храм Рождества Христова в сквере Павших Коммунаров в г. Донецке;
- универсам агрофирмы «Шахтёр» шахты им. Засядько на Ленинском проспекте в г. Донецке;
- универсам агрофирмы «Шахтёр» шахты им. Засядько в Киевском районе г. Донецка;
- жилой дом № 16 в микрорайоне № 18 г. Донецка;
- жилой дом на ул. Б.Хмельницкого 4-секционный, 12-этажный;
- памятник «Жертвам Холокоста» на Ленинском проспекте г. Донецка (скульптор Юрий Иванович Балдин).
Напишите отзыв о статье "Вигдергауз, Павел Исаакович"
Примечания
- ↑ [www.donjetsk.com/life/1719-bez-vigdergauza.html Без Вигдергауза]. [www.webcitation.org/6ERu0Mmez Архивировано из первоисточника 15 февраля 2013].
- ↑ Килессо С. К., Кишкань В. П., Петренко В. Ф. и др. [www.docme.ru/doc/7814/doneck-arhitekturno-istoricheskij-ocherk Донецк. Архитектурно-исторический очерк]. — Киев: Будівельник, 1982. — 152 с.
Ссылки
|
Портал «Донбасс» |
|---|
- [masters.donntu.edu.ua/2006/kita/vigdergauz/ind/kita_vigdergauz.htm Архитектор Вигдергауз Павел Исаакович]. [www.webcitation.org/6CXZ5QSLN Архивировано из первоисточника 29 ноября 2012]. (рус.)
- [media.ukr-info.net/smi/view_article.cgi?sid=1&nid=1928&aid=22473 Город, который я люблю]. [www.webcitation.org/6CXZ7fv2S Архивировано из первоисточника 29 ноября 2012].
- [gazeta.donetsk.ua/history/2008/05/12/101143.html На развалинах Сталино. Знаменитый донецкий архитектор вспоминает о том, как воевал и восстанавливал город из руин]. [www.webcitation.org/6CXZ98Lwu Архивировано из первоисточника 29 ноября 2012]. (рус.)
- [www.politsovet.info/news/16547.html Архитектор, лауреат Государственной премии СССР Павел Вигдергауз: «Донецк станет похож на швейцарский город»](недоступная ссылка — история). (рус.)
- [www.salon.donetsk.ua/rubrics/11050.php?comment_id=1590 Половина Донецка находится в плену поп-архитектуры]. [www.webcitation.org/6CXZALAvH Архивировано из первоисточника 29 ноября 2012]. (рус.)
- [ostro.org/news/article-110354/ Вигдергауз: «В архитектуре современного Донецка больше ноу-хау. Лицо у города неинтересное»]. [www.webcitation.org/6CXZCFMR8 Архивировано из первоисточника 29 ноября 2012]. (рус.)
- [kp.ua/daily/130213/379660/ Ушел архитектор, создавший символ Донецка]. [www.webcitation.org/6EVnIpHed Архивировано из первоисточника 18 февраля 2013].
- [www.segodnya.ua/regions/donetsk/Istoriya-zhizni-i-zaslug-arhitektora-sozdavshego-lico-stolicy-Donbassa.html/ История жизни и заслуг архитектора, создавшего лицо столицы Донбасса]. [www.webcitation.org/6EilRfxZV Архивировано из первоисточника 26 февраля 2013].
- [gazeta.zn.ua/SOCIETY/neizvestnyy_sozdatel_izvestnogo_shahtera.html/ Неизвестный создатель известного шахтера]. [www.webcitation.org/6EilU6zYK Архивировано из первоисточника 26 февраля 2013].
Отрывок, характеризующий Вигдергауз, Павел Исаакович
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
