Маевский, Пётр Феликсович
| Пётр Феликсович Маевский | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Страна: | |
| Научная сфера: | |
| Альма-матер: | |
| Научный руководитель: | |
| Известные ученики: |
братья Сабашниковы — Сергей Васильевич и Михаил Васильевич |
| Известен как: |
Автор определителя «Флора Средней России» (1892) |
| Систематик живой природы | |
|
Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Majevski».
[www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=6005-1 Персональная страница] на сайте IPNI |
Пётр Феликсович Маевский (1851—1892) — российский ботаник, систематик и флорист. Автор нескольких флористических определителей, из которых наиболее широкое признание получило опубликованное в 1892 году учебное пособие для высших учебных заведений «Флора Средней России».
Содержание
Краткая биография
Пётр Маевский окончил Императорский Московский университет, после чего преподавал в средних учебных заведениях[1]. Непродолжительное время читал лекции по ботанике в Ново-Александрийском сельскохозяйственном институте[2].
Сразу после завершения обучения Маевский опубликовал две работы по анатомии и морфология растений — «О строении тыквенного плода» и «О чешуйках на листьях бегонии». Тема магистерской диссертации — «Строение махровых цветков» (в извлечении сообщено на съезде естествоиспытателей в Санкт-Петербурге в 1879 году)[2].
По причине слабого здоровья он не мог преподавать, читать лекции (Пётр Феликсович был горбат, страдал перебоями сердца и одышкой, быстро утомлялся при движении или волнении), в то же время кабинетная работа была ему по силам[3]. В большей степени Маевский занимался систематикой растений. Результатами изучения им флоры Средней России стали научно-популярные определители, получившие широкое признание: в 1886 году была опубликована «Весенняя флора Средней России», в 1887 году — «Осенняя флора Средней России» и «Полевые травы Средней России». Затем вышли ещё две работы Маевского — «Ключ к определению древесных растений по листве» и «Определитель злаков Средней России»[2]. Он редактировал также второе издание «Флоры Московской губернии» Николая Николаевича Кауфмана (1834—1870), вышедшее в 1869 году[4].
Пётр Феликсович был домашним учителем естествознания у братьев Сабашниковых — Михаила Васильевича (1871—1943) и Сергея Васильевича (1873—1909), основавших в 1891 году собственное издательство, ставшее со временем знаменитым (с 1897 года оно называлось Издательство М. и С. Сабашниковых). Первой книгой, выпущенной братьями, стала книга Маевского «Злаки Средней России: Иллюстрированное руководство к определению среднерусских злаков»[3] (последней книгой, выпущенной в этом издательстве, также была книга Маевского — выпущенное в 1934 году очередное переиздание «Весенней флоры Средней России»)[5].
Адреса
- В Москве
- В начале 1890-х годов до кончины — Трубниковский переулок, 17[6].
«Флора Средней России»
| ||||||||||
Обложка 10-го издания книги «Флора Средней России» (2006)
| ||||||||||
В 1892 году братьями Сабашниковыми была опубликована «Флора Средней России» (для работы над этой книгой они выделили Маевскому флигель в своём подмосковной имении Костино)[3]. «Тот короткий срок, в течение которого разошлось первое издание книги, уже сам собою свидетельствует, насколько её составление было своевременным и соответствовало потребностям общества», — писал редактор в предисловии ко второму изданию, вышедшему в 1895 году[1]. Позже в своих мемуарах Михаил Сабашников отмечал, что свой труд Пётр Феликсович выполнил безукоризненно, а последующие неудачные определители других авторов только подняли репутацию определителя Маевского[3].
Всего «Флора Средней России» выдержала 11 изданий. 10-е издание вышло в свет в 2006 году и было посвящено 250-летию Московского государственного университета, 11-е вышло в 2014 году и было посвящено 300-летию Ботанического института имени В. Л. Комарова РАН[7]. Издания с шестого по девятое выходили под названием «Флора средней полосы европейской части СССР», 10-е и 11-е издания — под названием «Флора средней полосы европейской части России». В редактировании различных изданий этой книги принимали участие многие известные ботаники: Комаров В. Л., Коржинский С. И., Литвинов Д. И., Тихомиров В. Н., Федченко Б. А., Шишкин Б. К., Цвелёв Н. Н.[1]
«Нет надобности быть специалистом, чтобы с успехом и пользою заниматься исследованием отечественной флоры… К сожалению… в большинстве случаев любитель… с самого начала теряется в куче ошибок, противоречий, затруднений и не находит… даже удовлетворительной книжки… С другой стороны, хороших руководств по местным флорам и быть не может, пока при помощи того же любительского труда не будет собран необходимый для этого фактический материал». Привожу эти слова из предисловия к «Сборнику сведений о флоре Средней России» [книги В. Я. Цингера], так как ими хорошо поясняются мотивы, побудившие меня составить предлагаемое руководство… В ряду многих причин, препятствующих изучению русской флоры любителями природы, на видном месте следует поставить поразительную бедность русской учебной литературы руководствами для определения растений… Материал, тщательно обработанный и представленный в «Сборнике сведений», позволяет сделать первый шаг по составлению руководства для определения среднерусских растений. Таким шагом является предлагаемая «Флора».— Из предисловия автора к первому изданию, 1892 г.[1]
Интересно, что Александр Васильевич Цингер — сын автора «Сборника сведений о флоре Средней России» Василия Яковлевича Цингера — в работе над прославившей его «Занимательной ботаникой» активно пользовался как раз «Флорой Средней России» Маевского[8].
Книга Маевского является одним из лучших определителей и совершенно необходима для преподавания ботаники в вузах и втузах Москвы, Ленинграда, Казани, Ярославля, Костромы, Горького, Калинина, Воронежа, Смоленска…— Академик В. Л. Комаров. Из предисловия к седьмому изданию (1940 г.)[1]
Как умно построен арбуз
Пётр Феликсович Маевский скончался буквально через месяц после выхода в свет первого издания его «Флоры Средней России». На смерть П. Ф. Маевского откликнулся К. А. Тимирязев, посвятив ему страницы в «Русской мысли» (1892, июнь)[2].
Незадолго до своей смерти Пётр Феликсович писал в одном из писем: «Ужасно хоронить в себе свои знания. Я, по крайней мере, хотел бы о своих трещать сорокою. Ну разве не больно сознавать, что я лишь один в мире знаю, как красиво, умно построен арбуз»[3].
Напишите отзыв о статье "Маевский, Пётр Феликсович"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 Маевский П. Ф. Флора средней полосы европейской части России. — 10-е исправленное и дополненное издание. — М.: Товарищество научных изданий КМК, 2006. — С. 2—12. — 600 с. — 5000 экз. — ISBN 5-87317-321-5.
- ↑ 1 2 3 4 Маевский Петр Феликсович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907. (Проверено 5 октября 2009)
- ↑ 1 2 3 4 5 Етоев, Александр. [www.ozon.ru/context/detail/id/2512424/#2512429 Как красиво и умно построен арбуз] // Обзор новинок антикварной литературы на Ozon.ru. — 2006, январь.
- ↑ Кауфман Н. Московская флора, или Описание высших растений и ботанико-географический обзор Московской губернии / Под ред. П. Ф. Маевского. — 2-е изд., испр. и дополн. — М.: Типография Елизаветы Гербек, 1889. — 762 с.
- ↑ Чаурина, Роза. [lib.1september.ru/2005/11/13.htm Издательство «М. и С. Сабашниковы». Рассказ о знаменитых русских книгоиздателях (окончание)] // 1 сентября : газета. — 2005. — № 11.
- ↑ Сорокин В. «Роднее, милее Молчановки ничего нет» // Наука и жизнь : журнал. — М.: Правда, 1986. — № 10. — С. 88.
- ↑ Маевский П. Ф. [ashipunov.info/shipunov/school/books/majevsky2014_flora_sr_pol_evr_ch_rossii.djvu Флора средней полосы европейской части России]. — 11-е исправл. и дополн. изд. — М. : Тов-во научных изданий КМК, 2014. — 635 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-87317-958-9.</span>
- ↑ Станков С. С. О «Занимательной ботанике» и её авторе // [vivovoco.ibmh.msk.su/VV/BOOKS/ZINGER/ZIN003.HTM Цингер А. В. Занимательная ботаника] / Под ред. и с дополнениями С. С. Станкова. — Пятое издание. — М.: Государственное издательство «Советская наука», 1951. — С. 237—246. — 249 с. — 60 000 экз.
</ol>
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?: |
Отрывок, характеризующий Маевский, Пётр Феликсович
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.
Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
