Обнинский, Пётр Наркизович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «П. Обнинский»)
Перейти к: навигация, поиск
Пётр Наркизович Обнинский
Пётр-Дмитрий-Иосиф Обнинский
Дата рождения:

1837(1837)

Подданство:

Россия

Дата смерти:

1904(1904)

Отец:

Наркиз Антонович Обнинский

Мать:

Варвара Ивановна Обнинская

Супруга:

Лидия Павловна Обнинская

Дети:

Анна Петровна Трояновская,
Лидия Петровна Соколова,
Виктор Петрович Обнинский,
Борис Петрович Обнинский

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Пётр Нарки́зович Обни́нский (Пётр-Дмитрий-Иосиф Обнинский; 18371904) — российский юрист, публицист, общественный деятель.





Семья

Образование

Биография

Вероисповедание

Обрусевший шляхтич, католик, перешедший в православие.

Учёба в московской гимназии и летний калужский отдых

Летние каникулы между учёбой в 4-й Московской гимназии всегда проводил с родителями и братом, Анатолием, в семейном имении в Белкине Боровского уезда Калужской губернии.

Учёба в Московском университете

На юридический факультет Московского университета поступил в начале царствования Александра II — в период обновления общественной жизни. Учился у Т. Н. Грановского.

Женитьба, переход в православие

Как и его отец, Наркиз Антонович, женился (вскоре после окончания университета) на католичке из шляхетского рода — чтобы иметь возможность, согласно законодательству Российской империи, сохранить католичество в своих детях. Однако, примерно через пять лет после заключения брака семейная пара перешла в православие.

Начало службы

По окончании в 1859 году университета поступил на службу в Московскую губернскую канцелярию. Сразу после подписания в 1861 году Александром II манифеста об отмене крепостного права перевёлся по приглашению калужского «красного» губернатора В. А. Арцимовича в Калугу на пост мирового посредника. Как писал об этой работе спустя десятилетия его сын Виктор, за ним «гонялись раздражённые помещики с пистолетами, чтобы отомстить за справедливое наделение их крестьян». После снятия в 1862 году Арцимовича с поста губернатора над Обнинским было произведено дознание. Обвинение состояло в намерении возбудить народ, потворствуя в «невзимании оброка», но состава преступления в его действиях не выявили.

Смерть отца, раздел белкинского имения

Будучи владельцами среднего по размерам имения (350 ревизских душ мужского пола), Обнинские наделили своих крестьян землёю значительно выше положенных норм, при этом часть угодий отвели им безмозмездно. После смерти отца в 1863 году Петру Обнинскому отошло село Белкино, а его брату Анатолию — деревня Самсоново. Официальный раздел земель произошёл только в 1881 году.

Работа в земстве

При открытии земств в Калужской губернии в 1865 году был избран гласным от крестьянской курии в земское собрание Боровского уезда, в 1866 году также был избран мировой судьёй по Боровскому уезду. Не имея возможности проявить себя в этой работе как юрист, в 1869 году перешёл в прокуратуру и стал товарищем прокурора Калужского окружного суда.

Взлёт карьеры, всероссийская известность

В результате успешного развития карьеры стал прокурором Московского окружного суда. Выступал на многих громких уголовных процессах, параллельно защищал интересы рабочих в московском присутствии по фабричным делам. Стал известен как в профессиональной, так и в публичной среде. Крупнейшие российские юристы, в их числе А. Ф. Кони, характеризовали его как одного из самых стойких защитников прогрессивных принципов Судебных уставов. Отстаивая эти принципы, занялся публицистической деятельностью, публикуя свои статьи в ведущих либеральных изданиях — «Русских ведомостях», «Русской мысли» и других — не только по вопросам судебной реформы, но и по многим проблемам общественной жизни.

Дом в Москве

В Москве имел собственный дом на Пятницкой улице, напротив церкви Святого Климента.

Рисование

Увлекался рисованием. Сохранился альбом сатирических рисунков Обнинского на злобу дня, в первую очередь, на тему крестьянской и судебной реформ.

Болезнь нервной системы и паралич

В 1890 году у Обнинского была поражена нервная система, что вскоре привело к параличу и невозможности передвигаться самостоятельно. Занимался общественной деятельностью, руководил московским Обществом попечения о неимущих и нуждающихся в защите детях, много писал для ведущих либеральных журналов.

Раздел белкинского имения

Заранее подготовил раздел белкинского имения для своих четырёх детей. В 1880-х гг. на лесных пустошах, примыкавших к деревня Пяткино был обустроен хутор Бугры («дача Кончаловского»), а в конце XIX — начале XX века хутор Турлики («Морозовская дача»).

Земли белкинского имения были распределены следующим образом: старший сын Виктор получил хутор Турлики с обширными лесными пустошами; старшая дочь Анна — хутор Бугры; Лидия — часть лесных угодий, где предполагалось построить хутор, который так и не был построен; Борис — старую усадьбу Белкино[2]. Раздел не был сразу оформлен юридически и формально до конца жизни Обнинского имение оставалось в его собственности.

Библиография

  • Обнинск — первый наукоград России: История и современность / Под ред. Т. М. Лариной. — Обнинск: Ресурс, 2006. — С. 76—81.

Напишите отзыв о статье "Обнинский, Пётр Наркизович"

Примечания

  1. [www.predki-i-potomki.narod.ru/4gim.html Список выпускников 4-й гимназии]
  2. В 1904 году В. А. Серовым был выполнен этюд: «Зал старого дома. Усадьба „Белкино“».

Ссылки

  • [www.rulex.ru/01150018.htm Обнинский Петр Наркизович (Словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона)]

Отрывок, характеризующий Обнинский, Пётр Наркизович

Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!