Сячинтов, Павел Николаевич
Павел Николаевич Сячинтов | |||||||||||||||||
Дата рождения: | |||||||||||||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Место рождения: | |||||||||||||||||
Гражданство: | |||||||||||||||||
Дата смерти: | |||||||||||||||||
Место смерти: | |||||||||||||||||
Награды и премии: |
Павел Николаевич Сячинтов (1891, Вартемяги — 6 мая 1937 года, Ленинград) — советский конструктор самоходных и танковых орудий, изобретатель. В литературе по танковедению встречается также как П. Сячентов, Пётр Сячентов, Пётр Николаевич Сячентов, П. Н. Сячентов, Павел Яковлевич Сячинтов, Пётр Иванович Сячентов. СодержаниеБиографияРусский, родом из деревни Вартемяги Шлиссельбургского уезда Санкт-Петербургской губернии. Проживал в Ленинграде, работал конструктором самоходных орудий на опытном заводе им. Кирова. Награждён орденом Ленина. 31 декабря 1936 года арестован и 6 мая 1937 года осуждён Выездной сессией Военной коллегии Верховного Суда СССР осужден по статьям 58-6, 58-7, 58-8, 58-11 УК РСФСР и приговорён Военной коллегией Верховного суда СССР к расстрелу. Приговор приведён в исполнение 6 мая 1937 года, захоронен в Ленинграде. РаботыСреди многих других, известен разработками СУ-5 и АТ-1. Танковая пушка ПС-137-мм пушка ПС-1 была модификацией орудия SA18 французской фирмы «Гочкис» и устанавливалась в танки МС-1. Танковая пушка ПС-3Сячинтов был конструктором 76,2-мм пушки, предназначенной для установки в средние, тяжелые танки, а также в артиллерийские танки и САУ (ПС-3). Пушка содержала много новинок для советского танкостроения: ножной спуск, крепление по-походному, двойную оптику, подъемный механизм со сдающим звеном[1]. Несмотря на первоначально неудачные испытания на танке Т-26-4, пушка ПС-3 была принята на вооружение под названием «танковая пушка обр. 1933 года». Кировский завод в мае 1933 года начал освоение её производства. Завод медлил с производством, первые орудия были предъявлены в 1936 году, и за 1933—1937 годы завод сдал около двадцати ПС-3 (лишь 12 были переданы в эксплуатацию). В связи с арестом Сячинтова работа над пушкой была прекращена в 1938 году, ПС-3 быта снята с вооружения, а орудия, уже установленные в Т-28 и АТ-1, сняты[2]. Архивы
Напишите отзыв о статье "Сячинтов, Павел Николаевич"ПримечанияЛитература
Ссылки
|
Отрывок, характеризующий Сячинтов, Павел Николаевич
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.