Русский биографический словарь
Ру́сский биографи́ческий слова́рь (в 25 томах) издавался Санкт-Петербургским Императорским Русским историческим обществом под наблюдением его председателя А. А. Половцова с 1896 по 1918 год. Том 17 был издан в 1918 г. уже Русским историческим обществом. Один из самых полных биографических ресурсов на русском языке.
Редакторы словаря
- Половцов, Александр Александрович
- Чулков, Николай Петрович
- Чечулин, Николай Дмитриевич
- Мусселиус, Владимир Васильевич
- Курдюмов, Михаил Григорьевич
- Витберг, Фёдор Александрович
- Кубасов, Иван Андреевич
- Адрианов, Сергей Александрович
- Модзалевский, Борис Львович
- Шумигорский, Евгений Севастьянович
Тома под наблюдением Половцова (до его смерти в 1909 г.): тт. 1, 2, 3, 6, 7, 8, 9, 12, 14, 15, 18, 19, 21, 22.
Редакторы: т. 4—5 — Н. П. Чулков; т. 7 — Е. С. Шумигорский и М. Г. Курдюмов; т. 10 — Н. Д. Чечулин и М. Г. Курдюмов; т. 17 — Б. Л. Модзалевский.
Тома
Издание не завершено, не появились тома на буквы В, Г (в границах Гогенлоэ — Гя), Е, М, Н, О (в границах Николай — Об), Т, У (в границах Ткачев — Фабер). В ГИМ хранится корректурный экземпляр одного из не вышедших томов (Вавила — Веселовский). Рукопись тома с окончанием буквы Т хранится в библиотеке ИМЛИ РАН. В 1887—1888 издан «Азбучный указатель имён русских деятелей для Русского биографического словаря» (в 2 ч.) со значительными дополнениями по кругу учтённых лиц. В настоящее время предпринято переиздание РБС с включением не вышедших томов.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002886034 Русский биографический словарь: Аарон — император Александр II] / Изд. под наблюдением председателя Императорского Русского Исторического Общества А. А. Половцова. — Санкт-Петербург: тип. И. Н. Скороходова, 1896 [4]. — Т. 1. — 892, II с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002888471 Русский биографический словарь: Алексинский — Бестужев-Рюмин] / Изд. под наблюдением председателя Императорского Русского Исторического Общества А. А. Половцова. — Санкт-Петербург: тип. Главного упр. уделов, 1900 [2]. — Т. 2. — 796 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002897077 Русский биографический словарь: Бетанкур — Бякстер] / Изд. под наблюдением председателя Императорского Русского Исторического Общества А. А. Половцова. — Санкт-Петербург: тип. Главного упр. уделов, 1908. — Т. 3. — 699 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002897084 Русский биографический словарь: Гааг — Гербель] / Изд. под ред. Н. М. Чулкова. — Москва: тип. Г. Лисснера и Д. Совко, 1914 [2]. — Т. 4. — 494 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002897085 Русский биографический словарь: Герберский — Гогенлоэ] / Изд. под ред. Н. М. Чулкова. — Москва: тип. Г. Лисснера и Д. Совко, 1916 [2]. — Т. 5. — 442 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002921429 Русский биографический словарь: Дабелов — Дядьковский] / Изд. под наблюдением председателя Императорского Русского Исторического Общества А. А. Половцова. — Санкт-Петербург: тип. Товарищества «Общественная польза», 1905 [2]. — Т. 6. — 748 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002921438 Русский биографический словарь: Жабокритский — Зяловский] / Изд. под наблюдением председателя Императорского Русского Исторического Общества А. А. Половцова; под ред. Е. С. Шумигорского и М. Г. Курдюмова. — Санкт-Петербург: тип. Гл. упр. уделов, 1897 [2]. — Т. 7. — 588 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002921622 Русский биографический словарь: Ибак — Ключарев] / Изд. под наблюдением председателя Императорского Русского Исторического Общества А. А. Половцова. — Санкт-Петербург: тип. Гл. упр. уделов, 1897 [2]. — Т. 8. — 756 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002921660 Русский биографический словарь: Кнаппе — Кюхельбекер] / Изд. под наблюдением председателя Императорского Русского Исторического Общества А. А. Половцова. — Санкт-Петербург: тип. Гл. упр. уделов, 1903 [2]. — Т. 9. — 708 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002921626 Русский биографический словарь: Лабзина — Ляшенко] / Изд. Императорским Русским Историческим Обществом: под ред. Н. Д. Чечулина и М. Г. Курдюмова. — Санкт-Петербург: тип. Гл. упр. уделов, 1914 [2]. — Т. 10. — 846 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002921630 Русский биографический словарь: Нааке-Накенский — Николай Николаевич Старший] / Изд. Императорским Русским Историческим Обществом. — Санкт-Петербург: тип. Гл. упр. уделов, 1914 [2]. — Т. 11. — 388 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002921635 Русский биографический словарь: Обезьянинов — Очкин] / Изд. под наблюдением председателя Императорского Русского Исторического Общества А. А. Половцова. — Санкт-Петербург: тип. Гл. упр. уделов, 1902 [2]. — Т. 12. — 480 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002921639 Русский биографический словарь: Павел преподобный — Петр (Илейка)] / Изд. под наблюдением председателя Императорского Русского Исторического Общества А. А. Половцова. — Санкт-Петербург: тип. И. Н. Скороходова, 1902. — Т. 13. — 745 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002921692 Русский биографический словарь: Плавильщиков — Примо] / Изд. под наблюдением председателя Императорского Русского Исторического Общества А. А. Половцова. — Санкт-Петербург: тип. И. Н. Скороходова, 1910 [2]. — Т. 14. — 800 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002921701 Русский биографический словарь: Притвиц — Рейс] / Изд. под наблюдением председателя Императорского Русского Исторического Общества А. А. Половцова. — Санкт-Петербург: тип. Императорской акад. наук, 1910 [2]. — Т. 15. — 560 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002921708 Русский биографический словарь: Рейтерн — Рольцберг]. — Изд. Императорского Русского Исторического Общества. — Санкт-Петербург: тип. Императорской акад. наук, 1913 [2]. — Т. 16. — 438 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002921717 Русский биографический словарь: Романова — Рясовский] / Изд. Русское историческое общество: под ред. Б. Л. Модзалевского. — Петроград: тип. Акц. О-ва «Кадима», 1918. — Т. 17. — 817 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002921723 Русский биографический словарь: Сабанеев — Смыслов] / Изд. под наблюдением председателя Императорского Русского Исторического Общества А. А. Половцова. — Санкт-Петербург: тип. В. Демакова, 1904. — Т. 18. — 673 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002921729 Русский биографический словарь: Смеловский — Суворина] / Изд. под наблюдением председателя Императорского Русского Исторического Общества А. А. Половцова. — Санкт-Петербург: тип. товарищества «Общественная польза», 1909. — Т. 19. — 608 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002921743 Русский биографический словарь: Суворова — Ткачев] / Издательство Императорского Русского Исторического Общества. — Санкт-Петербург: тип. товарищества «Общественная польза», 1912. — Т. 20. — 600 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002921762 Русский биографический словарь: Фабер — Цявловский] / Изд. под наблюдением председателя Императорского Русского Исторического Общества А. А. Половцова. — Санкт-Петербург: тип. В. Безобразова и К, 1901. — Т. 21. — 521 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002921774 Русский биографический словарь: Чаадаев — Швитков] / Изд. под наблюдением председателя Императорского Русского Исторического Общества А. А. Половцова. — Санкт-Петербург: тип. И. Н. Скороходова, 1905. — Т. 22. — 642 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002921781 Русский биографический словарь: Шебанов — Шютц] / Изд. Императорским Русским Историческим Обществом. — Санкт-Петербург: тип. Главного Упр. Уделов, 1911. — Т. 23. — 557 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002921787 Русский биографический словарь: Щапов — Юшневский] / Изд. Императорским Русским Историческим Обществом. — Санкт-Петербург: тип. Главного Упр. Уделов, 1912. — Т. 24. — 365 с.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002921793 Русский биографический словарь: Яблоновский — Фомин] / Изд. Императорским Русским Историческим Обществом. — Санкт-Петербург: тип. Главного Упр. Уделов, 1913. — Т. 25. — 493 с.
Другие издания
Издательство «Аспект-Пресс» выпустило репринтное издание словаря, на основе которого студией «Колибри» подготовлена [www.rulex.ru/xPol/index.htm онлайн-версия].
Напишите отзыв о статье "Русский биографический словарь"
Литература
- Кауфман И. М. Русские биографические и биобиблиографические словари. / [Перераб. и расшир. изд.] — М.: Гос. изд-во культурно-просвет. лит., 1955. — 751 с. — С. 14—24.
Ссылки
Русский биографический словарь в Викитеке? |
- [runivers.ru/lib/detail.php?ID=541179 Азбучный указатель имён русских деятелей для «Русского биографического словаря» на сайте «Руниверс»]
Это заготовка статьи по истории России. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Русский биографический словарь
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».