Мозамбикское национальное сопротивление

Мозамбикское национальное сопротивление
порт. Resistência Nacional Moçambicana, RENAMO
Флаг РЕНАМО
Лидер:	Афонсу Длакама (в 1977—1979 — Андре Матсангаисса)
Дата основания:	1977
Штаб-квартира:	Мапуту
Идеология:	консерватизм, популизм, антикоммунизм
Интернационал:	Центристский демократический интернационал, Всемирная лига за свободу и демократию
Молодёжная организация:	Молодёжная лига РЕНАМО
Мест в нижней палате:	89 / 250 (2014)

К:Политические партии, основанные в 1977 году

Мозамбикское национальное сопротивление, МНК (порт. Resistência Nacional Moçambicana, РЕНАМО) — политическая партия Мозамбика, вторая по величине в стране. Придерживается консервативных позиций. Председатель партии — Афонсу Длакама (порт. Afonso Dhlakama).

Формирование мозамбикской оппозиции (1977—1979)

Движение РЕНАМО было создано в 1977 году. Его основал бывший офицер правительственных войск, участник антиколониальной борьбы Андре Матсангаисса. В 1976 году Матсангаисса был репрессирован по уголовной статье, но вскоре освобождён в ходе рейда родезийского спецназа. В 1977 году при активной поддержке спецслужб ЮАР и Южной Родезии и режима Хэстингса Банды в Малави он учредил РЕНАМО. Мозамбикское национальное сопротивление повело гражданскую войну против правящей марксистской партии ФРЕЛИМО, а также против марксистской партии ЗАНУ в Южной Родезии, возглавляемой Робертом Мугабе. Началом военных действий в Мозамбике считается 30 мая 1977 года.

17 октября 1979 года Матсангаисса погиб в перестрелке с правительственными войсками. После окончания гражданской войны и политического урегулирования его именем названа площадь в крупном мозамбикском городе Бейра. Преемником Матсангаиссы во главе вооружённых сил РЕНАМО стал полевой командир Афонсу Длакама. Политическое руководство принял на себя Орланду Кристина, давно и тесно связанный с родезийскими и южноафриканскими спецслужбами, а также с властями Малави. 17 апреля 1983 года Кристина был убит в Претории при невыясненных по сей день обстоятельствах. С этого времени военно-политическое руководство РЕНАМО полностью сосредоточил в своих руках Афонсу Длакама. Под его командованием мозамбикские антикоммунистические партизаны продолжали боевые действия против властей ФРЕЛИМО.

Антикоммунистическая гражданская война (1979—1992)

Положение РЕНАМО осложнилось после прихода Мугабе к власти в Зимбабве (1980 год) и урегулирования отношений между Мозамбиком и ЮАР (1984 год). Впоследствии потребовало вывода партизанских баз со своей территории и правительство Малави. Но ФРЕЛИМО во главе с Саморой Машелом (по прозвищу «Чёрный Сталин») проводил жёсткий прокоммунистический курс. Эта политика стимулировала недовольство населения Мозамбика и способствовала поддержке сопротивления. Особенно активна эта поддержка была в отдельных регионах страны, например, в окрестностях Бейры и в северной сельской глубинке.

К середине 1980-х годов РЕНАМО распространило свои операции практически на всю территорию страны (за исключением крупных городов). Обширные сельские территории оказались под контролем оппозиции. Захваченные в плен чиновники ФРЕЛИМО привлекались в качестве администраторов РЕНАМО в контролируемых районах. Основными методами являлись внезапные атаки, похищения, диверсии, разрушение инфраструктуры. Атакам подвергались не только военно-полицейские, но и гражданские экономические объекты. В ходе боевых действий с обеих сторон совершались военные преступления. Особенностью РЕНАМО было широкое вовлечение в свои отряды несовершеннолетних.

15-летняя гражданская война в Мозамбике являлась составной частью всемирного антикоммунистического противостояния. РЕНАМО пользовалось оперативной поддержкой спецслужб ЮАР, политическими симпатиями США и европейских правых сил. ФРЕЛИМО опирался на содействие СССР и «восточного блока» в целом. РЕНАМО выступало мозамбикском аналогом ангольского движения УНИТА, выдвигая лозунги борьбы за демократию и «подлинную» независимость.

В то же время ряд элементов идеологии и практики РЕНАМО вызывал настороженность на Западе:

Аналитики, которые посещали партизанские лагеря, сообщали об энтузиазме в отношении западных политических и экономических ценностей, о яростной враждебности к репрессиям и коллективизаторским программам ФРЕЛИМО. Всё это здоровые признаки. Но значительную часть поддержки РЕНАМО обеспечивают традиционные деревенские старейшины, потерявшие позиции при новом режиме. Мало кто из этих людей привержен демократии и свободному рынку. Повстанческая пропаганда в основном подчеркивает мозамбикский национализм, а не демократические свободы. В этом боевой клич против ФРЕЛИМО и его покровителей из советского блока.
Больше всего беспокоит информация о насилии повстанцев в отношении гражданских лиц... Жестокость бойцов РЕНАМО не сулит ничего хорошего для плюралистического общества, если восстание окажется успешным. Администрация Рейгана должна прекратить поддержку ФРЕЛИМО и диктатуры Саморы Машела, подобной прошлогоднему выделению Конгрессом 40 миллионов долларов военной и экономической помощи. Но нет и убедительных аргументов в пользу помощи РЕНАМО. Восстание, видимо, содержит некоторые демократические капиталистические элементы, но мало доказательств тому, что они являются доминирующими в организации.
Тед Карпентер, эксперт Института Катона, июнь 1986

Политическое урегулирование и легальная деятельность (1992—2012)

К началу 1990-х годов в мозамбикской гражданской войне возникла патовая ситуация: РЕНАМО не удавалось свергнуть правящий режим, ФРЕЛИМО был не в состоянии подавить сопротивление. Кроме того, в результате перестройки режим практически утратил поддержку СССР. В этих условиях президент Жоаким Чиссано (ставший во главе правящей партии и государства после гибели Саморы Машела в авиакатастрофе) пошёл на компромисс с Мозамбикским национальным сопротивлением.

Летом 1989 года партия ФРЕЛИМО официально отказалась от идеологии марксизма-ленинизма. Параллельно в столице Кении Найроби при посредничестве иностранных церковных деятелей начались первые контакты между мозамбикским правительством и РЕНАМО. В ноябре 1990 года вступила в силу новая конституция Мозамбика, гарантировавшая демократические свободы и многопартийную систему. 4 октября 1992 года Чиссано и Длакама подписали в Риме мирное соглашение. РЕНАМО получило статус легальной оппозиции. Наблюдатели называют РЕНАМО влиятельной партией мозамбикских «белогвардейцев и кулаков».

В стране утвердилась система т. н. «ограниченной демократии». В качестве консервативной правопопулистской оппозиции (ФРЕЛИМО с 1990-х годов позиционируется как социал-демократическая партия) РЕНАМО четырежды участвовало в парламентских выборах. Афонсу Длакама баллотировался в президенты в 1994, 1999, 2004 и 2009 годах. Наибольшую поддержку лидер РЕНАМО получил в 1999 году (более 47 % голосов), наименьшую в 2009 году (менее 16,5 %). Избранными президентами во всех случаях становились кандидаты ФРЕЛИМО Жоаким Чиссано (1994, 1999) и Арманду Гебуза (2004, 2009). В то же время Афонсу Длакама является членом Государственного совета (консультативный орган при президенте). Парламентское представительство РЕНАМО по результатам четырёх выборов в Ассамблею республики (проводились одновременно с президентскими) насчитывало от 90 до 117 депутатов из 250. На выборах 2009 года партия потерпела ощутимое поражение, проведя в парламент лишь 51 депутата.

Возобновление вооружённого противостояния (2012—2014)

На фоне падения электоральных показателей РЕНАМО в Мозамбике наблюдается постепенное ужесточение политического режима. Этот процесс связывается с обнаружением в стране газовых месторождений и эволюцией ФРЕЛИМО в направлении типичной «углеводородной диктатуры».

В 2012—2013 годах стали отмечаться крупные боестолкновения между активистами РЕНАМО и полицией. Руководство РЕНАМО предупредило о намерении воссоздать свои военизированные казармы и тренировочные лагеря. Афонсу Длакама неоднократно заявлял о готовности РЕНАМО возобновить вооружённую борьбу, если правление ФРЕЛИМО вновь примет характер диктатуры.

В течение 2013 года правительственные силы и РЕНАМО обменялись несколькими крупными ударами. Эпицентром боёв стала провинция Софала. По данным РЕНАМО, количество погибших исчислялось десятками, правительственные СМИ признавали единичные жертвы. Ответственность стороны возлагали друг на друга, конкретные причины не прояснялись. Бои продолжались в 2014, атаки РЕНАМО на полицию характеризовались как «мятеж низкой интенсивности». Афонсу Длакама и другие военно-политические руководители РЕНАМО скрывались на тайных базах организации в районе Горонгосы.

Мирное соглашение и выборы 2014

5 сентября 2014 года президент Гебуза и Афонсу Длакама встретились в Мапуту и подписали соглашение о мирном урегулировании (это стало первым за два года публичным появлением Длакамы). Лидер РЕНАМО выразил надежду, что договор положит конец формированию однопартийного государства.

Президентские и парламентские выборы в Мозамбике состоялись 15 октября 2014, в соответствии с подписанным соглашением. Президентом был избран кандидат ФРЕЛИМО Филипе Ньюси, но Афонсу Длакама получил более 36 % (в 2009 — 16 %), а парламентская фракция РЕНАМО увеличилась на 38 мандатов и достигла 89 депутатов из 250. Однако РЕНАМО не признало объявленных итогов, что вызвало новый виток противостояния.

Бой в Тете (июнь 2015)

Очередное боестолкновение произошло 14 июня 2015 года в провинции Тете. По данным РЕНАМО, погибли 45 бойцов правительственной военной полиции. Афонсу Длакама признал, что лично отдал отряду РЕНАМО приказ о нападении. Он мотивировал это «усталостью от игр ФРЕЛИМО».

См. также

• КОРЕМО

Галерея

• Mz renamo1.PNG

  Первый флаг РЕНАМО

• Mz renamo2.PNG

  Второй флаг РЕНАМО

Ссылки

• [www.renamo.org.mz/ RENAMO official site]  (порт.)}
• [www.cartercenter.org/documents/2218.pdf Special Report on Mozambique 2004 Elections by the Carter Center]  (англ.)
• [www.kas.de/upload/auslandshomepages/election-moza_final-report.pdf Final Report of the European Union Election Observation Mission]  (англ.)
• [www.kas.de/upload/dokumente/attv0kxy.pdf Main RENAMO Policy Guidelines 2004 (pdf)]  (англ.)
• [repository.library.georgetown.edu/handle/10822/552625 Mozambique-US Relations during Cold War]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Мозамбикское национальное сопротивление

Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.