Российская социалистическая рабочая партия интернационалистов

Российская социалистическая рабочая партия интернационалистов
Основатель:	Б. В. Авилов, В. А. Базаров, В. П. Волгин, В. А. Десницкий, Н. Н. Суханов и др.
Дата основания:	1917 - 1918
Дата роспуска:	1920
Идеология:	социал-демократия
Партийная печать:	«Новая жизнь», «Пролетарий»
Персоналии:	члены партии в категории (0 чел.)

К:Политические партии, основанные в 1917 году

К:Исчезли в 1920 году Российская социалистическая рабочая партия интернационалистов (РСРПИ) — социалистическая партия в России в 1919—1920 годах. Возникла на базе Российской социал-демократической рабочей партии (интернационалистов), РСДРП(и), действовавшей с 1917 года.

История партии

"Новожизненцы"

Партия взяла своё начало от группы так называемых «внефракционных социал-демократов», занимавмавших в годы 1-й мировой войны промежуточные позиции между большевиками и меньшевиками-интернационалистами.

После Февральской революции члены группы Б. В. Авилов, В. А. Базаров, В. П. Волгин, В. А. Десницкий, Н. Н. Суханов и др. объединились вокруг газеты «Новая жизнь» и развернули фракционную работу, стремясь к идейно-организационному и политическому единству различных отрядов российской социал-демократии. Эта группа получила известность как «новожизненцы».

Попытка объединения всех фракций РСДРП

Во время работы 1-го Всероссийского съезда Советов по их инициативе было созвано совещание делегатов-эсдеков, которое избрало специальное бюро для подготовки объединительного съезда Российской социал-демократической рабочей партии.

Предварительно бюро поручалось установить связи с ЦК большевиков, ОК меньшевиков, «Межрайонцами» и руководством национальных социал-демократических партий и организаций. Такие связи были налажены, прежде всего с ОК меньшевиков, который включил членов бюро (Авилова, Базарова, Г.Линдова (Г. Д. Лейтейзена), Строева (Десницкого) и др.) в состав Центральной комиссии, образованной ОК тоже с целью созыва объединительного съезда РСДРП.

Однако на самом съезде, проходившем 19-26.8.1917 в Петрограде, желаемого единства достигнуть не удалось, в том числе, его интернационалистической фракцией во главе с Ю. О. Мартовым. Делегаты «Новой жизни» квалифицировали решения съезда как разрыв с интернационализмом и на этой почве отказались войти в созданную РСДРП (объединенную).

Создание отдельной партии

В отличие от межрайонцев, вступивших на 6-м съезде РСДРП(б) в партию большевиков, «новожизненцы» не вошли в РСДРП(б). Они предпочли путь образования собственной партии, учредив сначала «Организацию объединенных социал-демократов-интернационалистов» и местные органы в ряде крупных городов: Москве, Вологде, Казани, Перми и др.

18-22.10.1917 состоялась 1-я конференция организации с участием делегатов от 4 тыс. чл. На ней были рассмотрены текущие вопросы и принята политическая платформа. Суть последней сводилась к отрицанию возможности победы социалистической революции в России и необходимости установления диктатуры пролетариата.

По мнению лидеров организации, Россия должна стать демократической республикой во главе с сильной парламентской властью, но без президента. Эту идею они пытались отстаивать на 2-м Всероссийском съезде Советов, поддержав предложение Мартова о создании однородного социалистического правительства на многопартийной основе.

Часть объединенных интернационалистов вошла в состав ВЦИК РСФСР, где играла роль оппозиции.

14-20.1.1918 Организация объединенных социал-демократов-интернационалистов оформилась в партию под названием РСДРП(и). На её учредительном съезде в Петрограде уже были представлены 15 местных организаций. Появились новые имена и среди лидеров: А.Лозовский, Р. П. Катаньян, К. А. Попов, А. М. Стопани, О. Ю. Шмидт и другие. В центре внимания делегатов съезда было два вопроса — о текущем моменте и о власти (докладчик Авилов) и об отношении РСДРП(и) к другим социалистическим партиям (докладчик Линдов). В принятых по ним резолюциях съезд определил политическое лицо партии, её стратегию и тактику. Прежде всего отрицался социалистический характер Октябрьской революции, говорилось о невозможности построения социализма в одной стране.

Вместе с тем, вооружённая борьба против большевиков осуждалась, выдвигался тезис о вытеснении их из всех органов государственного управления, в том числе путём перевыборов Советов. С целью создания многопартийной демократической власти предлагалось бороться за созыв Учредительного собрания, распущенного большевиками в союзе с левыми эсерами. По этому вопросу съезд был практически единодушен. Что касается второго вопроса, то здесь такой ясности не обнаружилось. Наоборот, при его обсуждении выявился весьма широкий разброс мнений — от неприятия большевиков и меньшевиков вообще до утверждения необходимости тесного сотрудничества с каждой из партий. В результате дискуссии съезд выразил надежду на выход мартовского крыла из РСДРП (объединенной) и оппозиционных элементов из РСДРП(б), предполагая принять тех и других в РСДРП(и).

Надежды эти, однако, не оправдались. События развивались так, что многие члены РСДРП(о) и РСДРП(и) порывали со своими партиями и вступали в ряды большевиков. Да и сама РСДРП(и) постепенно сближалась с РСДРП(б), чему, несомненно, способствовал председатель её ЦК Лозовский (с марта 1918).

Сотрудничество с большевиками

Постепенный поворот РСДРП(и) в сторону сотрудничества с большевиками наметился осенью 1918, когда 7-10.11.1918 Всероссийская конференция РСДРП(и) высказалась в поддержку Советской власти и за вступление членов партии в Красную армию. ЦК РКП(б) направил, в свою очередь, местным партийным организациям циркулярное письмо, в котором предписал не чинить интернационалистам препятствий к участию в ответственной советской и военной работе. Это несколько сблизило позиции обеих партий, способствовало установлению между ними соответствующих контактов. Тем более, что уже к этому времени отдельные члены партий интернационалистов отправились на Восточный фронт, где участвовали в боях с мятежниками. В их числе перешедший в РКП(б) бывший лидер РСДРП(и) Линдов, погибший в январе 1919.

Другие представители партии работали в наркоматах земледелия, здравоохранения, почт и телеграфа, юстиции, внутренних и иностранных дел, в аппаратах ВСНХ и ВЧК, в местных хозяйственных советских и профессиональных органах. Тогда же в партии развернулась дискуссия о возможности слияния с РКП(б). В соответствии с решением ноябрьской партийной конференции этот вопрос был вынесен на обсуждение очередной конференции РСДРП(и), которая состоялась в январе 1919.

В результате обмена мнениями и докладов с мест делегаты пришли, с одной стороны, к выводу о том, что имелось все необходимое для объединения двух партий, прежде всего ликвидация разногласий о путях борьбы за социализм посредством диктатуры пролетариата, а с другой — посчитали преждевременным слияние с РКП(б). Такое противоречивое решение объяснялось следующими основными причинами:

• неправильным и крайне вредным для рабочего класса отрицанием РКП(б) пролетарского демократизма, который трактовался весьма широко — от свободной выборности Советов до полной гласности, от необходимости укрепления диктатуры пролетариата до ликвидации диктатуры партии над пролетариатом;
• отсутствием в стране революционного правопорядка, произволом отдельных групп и лиц, предоставлением коммунистическим ячейкам исключительных полномочий, зачастую насильственной заменой ими выборных органов назначенцами; массовым наплывом в РКП(б), в связи с воспитанием коммунистов в духе отрицания принципов пролетарского демократизма и физического подавления любой оппозиции, всякого рода проходимцев, для которых коммунизм явился лишь предлогом примазаться к казенному пирогу;
• крайне нездоровым положением в РКП(б), сложившимся, по мнению интернационалистов, ещё и потому, что членство стало выгодным делом, а партийный билет — охранной грамотой, что своими действиями и рядом постановлений центр, органы партии выделяли коммунистов в особое привилегированное по отношению ко всему рабочему классу положение.

Лозовский, комментируя решение январской конференции РСДРП(и) писал, что опасность морального разложения и превращения РКП(б) «в питающийся за счет пролетариата самодовлеющий привилегированный аппарат вызвала здоровую реакцию среди старых членов партии большевиков, которые поднимают вопрос о суровой чистке своих рядов от всех примазавшихся к ней элементов».

И немалую роль в этой чистке ЦК РКП(б) отводил РСДРП(и), которая была небольшой партией, но объединявшей довольно значительное число опытных профессиональных партийных работников, что при её слиянии с РКП(б) имело бы важное значение. По свидетельству Лозовского, именно это обстоятельство имел в виду Я. М. Свердлов, когда за две недели до своей смерти 16.3.1919 сказал во время официальных переговоров с представителями ЦК РСДРП(и): «Объединяйтесь с нами скорей, тогда мы быстро очистим партию от примазавшихся к ней темных и подозрительных элементов. Нам марксисты нужны».

Однако интернационалисты отклонили предложение большевиков о слиянии РСДРП(и) с РКП(б).

Съезд социал-демократов интернационалистов всех течений

Интернационалисты пошли на сближение, а затем и на объединение с другой небольшой партией — Российской партией независимых социал-демократов левых интернационалистов, созданной летом 1918 на базе группы левых эсдеков-интернационалистов, отколовшихся от РСДРП(и). Их совместный съезд, вошедший в историю как съезд социал-демократов интернационалистов всех течений, состоялся 15-19.4.1919 в Москве. В его работе участвовали 35 делегатов, которые представляли оргбюро по созыву съезда, два центральных партийных органа и 15 местных организаций, объединивших в общей сложности чуть более 1 тыс. чел.

Съезд провозгласил образование Российской социалистической рабочей партии интернационалистов (РСРПИ) и принял целый пакет документов программно-политического и организационного характера: тезисы о программе, устав партии, приветственные обращения Красной армии, пролетариям Венгрии и Баварии, резолюции о 3-м Интернационале и др. В центре внимания съезда находился доклад о слиянии с РКП(б). В принятой по нему резолюции отмечалась тесная близость эсдеков-интернационалистов с коммунистами как в области программных положений, так и в понимании ближайших задач защиты завоеваний Октябрьской революции.

Однако констатировалось наличие принципиальных тактических расхождений, прежде всего по вопросу о диктатуре пролетариата. Считая её неизбежной и необходимой в переходный период от капитализма к социализму, съезд особо под черкнул, что интернационалисты принимают её «как диктатуру класса, а не одной какой-либо его партии», ибо такая диктатура и система исключительных полномочиё дает в руки масс присоединившихся к правящей партии некоммунистических и антиреволюционных элементов могучее орудие для произвола и террора, острие которых нередко направляется не только против врагов революции, но и против самого рабочего класса, вызывая в его среде недовольство и отлив революционного движения. Единственное средство ликвидации в стране разрухи и наведения порядка, сплочения трудовых масс России для борьбы с контрреволюцией, указывалось в документе, — это расширение социальной базы революции путём привлечения рабочих и крестьян к участию в свободно избираемых в центре и на местах органах Советской власти, на основе Конституции РСФСР, осуществляемой не на словах, а на деле.

Съезд высказался за сотрудничество с РКП(б) в реализации общих целей и задач, однако вопрос о слиянии коммунистов и интернационалистов дипломатически обошел, считая необходимым существование самостоятельной РСРПИ. В последующий период РСРПИ все более сближалась с РКП(б) и постепенно утратила роль оппозиции.

Объединение с РКП(б)

В декабре 1919 вновь возник вопрос о её слиянии с партией большевиков. Причем по инициативе ЦК РСРПИ, который 13 декабря обратился с соответствующим заявлением, выразив желание провести на предстоящем съезде партии её слияние с РКП(б). Политбюро ответило согласием, и 19 декабря на съезде РСРПИ вопрос был решен положительно. Единственно, что просили интернационалисты — засчитать всем им, без исключения, партийный стаж, учитывая время пребывания в РСРПИ. 20 декабря состоялось очередное заседание Политбюро ЦК РКП(б), которое решило признать, как общее правило, время вступления интернационалистов в партию большевиков с сохранением их партстажа в РСРПИ.

Вместе с тем оговаривалось, что по отношению к отдельным членам, в зависимости от решений местных комитетов РКП(б), могут допускаться изъятия в том смысле, что они будут считаться членами РКП(б) со дня слияния. 30 декабря ЦК РКП(б) снял и эту оговорку. Так завершила свой путь РСРПИ, став в начале 1920 частью Коммунистической партии.

Литература

• Политические партии России: конец XIX — первая треть XX века. М., 1996.

Ссылки

• Резник А. [www.politarchive.perm.ru/publikatsii/konferentsii/grazhdanskaya-vojna-na-vostoke-rossii/a-v-reznik-ne-krasnye-no-s-krasnymi-permskie-internatsionalisty-v-1917-1920-gody.html Не красные, но с красными: пермские «интернационалисты» в 1917—1920 годы]. Проверено 10 октября 2009. [www.webcitation.org/618Q865Pw Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].

Отрывок, характеризующий Российская социалистическая рабочая партия интернационалистов

Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!