РЭАФ-50

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
РЭАФ-50
Общие данные
Производитель: РЭАФ
Годы пр-ва: 1950
Класс: малолитражный автомобиль
Дизайн
Тип(ы) кузова: 2-дв. фаэтон
4-дв. седан
Колёсная формула: 4 × 2
Двигатели
Трансмиссия
автомат. двухступенчат.
Характеристики
Массово-габаритные
Длина: 3610 мм
Ширина: 1350 мм
Высота: 1380 мм
Колёсная база: 2100 мм
На рынке
Похожие модели: Москвич-400
ГАЗ-М-20 «Победа»
Другое
Дизайнер: Всеволод Бахчиванджи

РЭАФ-50 — экспериментальный советский автомобиль, разрабатывавшийся в конце 40-х годов XX века.





Создание

Летом 1949 года Иосиф Сталин подписал заказ на создание совершенно нового легкового автомобиля с гидропередачей, приурочив его создание к очередной годовщине Октябрьской Революции. Срок был дан минимальный — всего 4 месяца. Это вызвало массу проблем. Многие технические решения автомобиля были еще на уровне идей и первых проб. В связи с тем, что срок был очень мал, было решено взять уже готовый двигатель. Сначала планировали использовать двигатель с воздушным охлаждением, но двигатель с водяным охлаждением представлялся более надежным, поэтому было решено взять немного переработанный двигатель типа ГАЗ-ММ (вместо 4-ех цилиндров в этом моторе их было 2). Все детали и узлы нового автомобиля изготовили собственными силами практически в кустарных условиях. И все же, основной проблемой в автомобиле оставалась гидромеханическая передача. Согласно проекту, такая передача позволила бы двигателю автомобиля лучше приспосабливаться к различным дорожным условиям и равномерно ускоряться. Первые же испытания показали, что для надежно и продолжительно работающей гидропередачи нужно было внести в неё существенные изменения. Крайний срок сдачи автомобилей приближался, и Бахчиванджи был вынужден перебраться жить на завод. Работники завода рассказывали, что иногда он в пижаме давал утренние распоряжения. Но, несмотря на все усилия, единственное, что было в срок предоставлено в Москву, это фотография автомобиля с общим пробегом на спидометре 150 км. Проект был опять на грани провала. Но московские чиновники сжалились и перенесли срок сдачи проекта на октябрь будущего года.

Испытания

К осени 1950 года новые автомобили, фаэтон и седан, были готовы к испытаниям в Москве. Фактически, уже во время поездки из Риги в Москву автомобили РЕАФ-50 подверглись первым серьезным испытаниям, ведь дорога составляла более 1000 км. Все всплывающие дефекты приходилось устранять прямо в пути. Наибольшее количество поломок пришлось на автоматическую коробку передач. Будучи В Москве, автомобили прошли все необходимые испытания, по окончании которых комиссия сделала заключение, что идея создания относительно дешевого, удобного и простого автомобиля была хорошая. Особо был отмечен дизайн кузова автомобиля. Однако испытания выявили настолько много дефектов, что итоговое решение комиссии было отрицательным:

Проект непригоден для внедрения, а сам автомобиль признан неэкономичным.

Основной причиной неудачи было отсутствие должного профессионализма у его создателей. По дороге в Ригу один из автомобилей, а именно с кузовом фаэтон, сломался так, что его не смогли починить, поэтому было принято решение его оставить. Его и оставили — а где, уже никто и не помнит. Седан, укомплектованный всем необходимым инструментом и запчастями, вернулся в целости и сохранности.

Дальнейшая судьба

В начале 1980-х годов автомобиль РЕАФ-50 с кузовом седан был найден в Огре членами Рижского клуба автомотостарины. Он был полностью отреставрирован и сейчас его можно увидеть в Рижском мотормузее.

Напишите отзыв о статье "РЭАФ-50"

Ссылки

Отрывок, характеризующий РЭАФ-50

– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.