Ра

Ра
Ра Бог солнца
Мифология:	Древний Египет
Отец:	Нун
Мать:	Наунет

РаРа

Око Ра,
или «Правый глаз Гора»

Ра (др.-греч. Ρα; лат. Ra) — древнеегипетский бог солнца, верховное божество в религии древних египтян. Его имя означает «Солнце» (коптское PH). Центром культа был Гелиополь, где Ра был отождествлён с более древним местным солнечным божеством, Атумом, и где ему были посвящены, как его воплощения, птица Феникс, бык Мневис и обелиск Бен-Бен. В других религиозных центрах Ра в русле религиозного синкретизма также сопоставлялся с местными божествами света: Амоном (в Фивах), под именем Амона-Ра, Хнумом (в Элефантине) — в форме Хнума-Ра, Гором — в форме Ра-Хорахте (Ра-Горахти). Последнее сопоставление было особенно распространено. Ра возглавлял гелиопольскую эннеаду божеств.

Мифы

Бог-творец

Известно несколько мифов о Ра, сохранившихся, кроме случайных заметок и намёков в различных религиозных сборниках и многочисленных гимнах, в специальном папирусе Туринского музея, а также в надписях на стенах гробниц царей XIX—XX династий Нового царства. В них Ра (вытеснивший первоначально фигурировавшего в этих мифах более архаического Атума) выступает сыном первобытного хаоса Нуна, пребывающим в нём вместе с божествами стихий до сотворения. Затем он, «более великий, чем произведший его, более древний, чем родившие его», вышел из Нун на том месте, где впоследствии возник город Великий Гермополь, и здесь, после победы над силами мрака, повелел своим словом воссиять свету из цветка лотоса. Затем Ра произвёл из себя богов Шу и Тефнут, от которых родилась новая пара, Геб и Нут — земля и небо, родители Осириса, Исиды, Сета и Нептиды. Девятеро этих божеств составили так называемую гелиопольскую эннеаду, во главе которой стоял Ра. Существовали также другие мифы творения, связанные с Ра: согласно одному из них, Ра появился на свет из яйца, которое снёс гусь Великий Гоготун; согласно, другому, Ра появился с востока в образе Хепри — жука-скарабея, катящего перед собой Солнце; наконец, ещё один вариант этого мифа повествует, что Ра в образе сокола (или кобчика) спустился на Землю, дав начало суше.

Верховный бог

Согласно мифам, после создания мира Ра царствовал над ним подобно человеку-фараону, и это время было золотым веком человечества. Таким образом, все последующие правители Египта считались земными воплощениями или сыновьями Ра. Ра крепко держал весь мир в своих руках, благодаря магической силе своего таинственного имени. Однако, когда Ра состарился и его кости превратились в золото, его премудрая правнучка Исида хитростью выпытала у него это имя, одним из последствий чего было неповиновение людей.

Ра и Сехмет

Раздосадованный тем, что люди перестали повиноваться ему, Ра последовал совету Нуна, решившись истребить человеческий род, наслав на него своё око в форме богини Сехмет. Для этой цели была выбрана Хатор, и после превращения в злобную львицу Сехмет она произвела страшное избиение: люди стали тонуть в собственной крови. Ра пришёл в ужас от произведённого погрома и, сжалившись, спас на другой день уцелевших людей, напоив Сехмет допьяна напитком, состоявшим из тысяч кувшинов пива, окрашенного в кроваво-красный цвет (в некоторых мифах считается, что эту уловку ему подсказал бог мудрости Тот). Однако, неблагодарность людей всё же огорчила Ра, и он принял решение уйти от них на небо на спине богини неба Нут, принявшей облик коровы. Люди раскаялись и явились проводить Ра, изъявив готовность бороться с врагами Ра и учредив в его честь жертвы и культ. Преемниками Ра стали его дети, Шу и Тефнут, которым наследовали Геб и Нут. Этот миф известен из «Книги небесной коровы», впервые записанной полностью в эпоху Нового царства; одна такая книга была найдена в гробнице Сети I.

Борец с силами тьмы

Но даже удалившись на небо, Ра не перестал благодетельствовать землю. Поэтому египетская мифология объясняла движение солнца по небу таким образом: Ра в сопровождении других божеств (например, Сиа, Хека и т.д.) ежедневно выезжает с востока в барке Атет, чтобы освещать землю с рассвета до полудня, а между полуднем и сумерками пересаживается в барку Сектет, чтобы затем в течение 12 ночных часов озарять 12 мытарств загробного мира.

В загробном мире Ра встречался лицом к лицу с Апопом (Апофисом) — ужасным гигантским змеем, злым демоном тьмы, пытающимся проглотить солнце и навсегда лишить мир солнечного света. Апоп был противоположностью Маат, божественной справедливости Ра, и символизировал зло, хаос, разрушение и иноземное иго (начиная с периода Нового царства, когда, собственно, и оформился конечный вариант мифа о битве Ра и Апопа). Поэтому каждую ночь Ра в образе рыжего кота при помощи нескольких других богов, в том числе Баст, Серкет и Шу, побеждает и убивает (или пленяет) Апопа, чтобы вновь сразиться с ним следующей ночью.

После победы над чудовищами мрака Ра посещает богов и покойников, получавших от него наделы землёй и считавшихся его подданными. Каждый из них мог наслаждаться его лицезрением только один час в сутки, и только особые избранники удостаивались счастья проводить с лучезарным богом всё время, плывя с ним в солнечной барке.

Эта участь считалась желанной для всякого благочестивого египтянина; отсюда множество гимнов в честь Ра и его изображений в надгробных надписях времён нового царства. Гимны, посвящённые Ра, путешествующему по царству Осириса (загробному миру) попали в «Книгу Мёртвых» (15 глава); кроме того, до нас дошли 75 «величаний» в честь Ра в гробницах Рамессидов — фараонов XX династии. Небольшие пирамидки, на каждой из четырёх сторон которых изображалась солнечная барка в различные периоды суточной жизни, и писались молитвы Ра под изображением коленопреклонённого покойного, должны были облегчать последнему постоянное пребывание во свете.

Изображения Ра

Изображался Ра с головой сокола (или кобчика) на теле человека, с солнечным диском и змеёй урея на голове. О культе Ра, особенно в форме Амона-Ра в Фивах, в Берлинском музее сохраняются ритуальные папирусы, изучение которых было начато Оскаром Эдуардовичем фон Леммом («Das Ritualbuch», 1886).

Первоначально при Ра не было женских божеств: он творил сам по себе, но впоследствии мы находим рядом с ним богинь Рат-тауи, Иусааст, Аментет и др. Искусственность их ясна уже из их изображений, которые делали из них двойника Исиды и Хатхор, а не супруг иеракокефального бога света.

История культа

Культ Ра начал формироваться параллельно с объединением Египта и стал доминировать в период Древнего царства, вытесняя более архаичный культ Атума. Фараоны Четвёртой династии, возводившие пирамиды, придали поклонению Ра статус государственной религии, а трое из них даже носили имя, включающее слово «Ра» (Джедефра, Хафра, Менкаура). Однако действительно высочайшего положения в стране жречество Ра добилось при фараонах Пятой династии, которая, вероятно, установилась не без помощи влиятельных гелиопольских жрецов. В позднейших древнеегипетских сказках, в первую очередь «Хуфу и чародеи», утверждалось, что первые три фараона этой династии (Усеркаф, Сахура, Неферикара) были сыновьями Ра.

Во время Среднего царства было выработано возвышенное учение, по которому восемь божеств представляют единое со своим родителем, будучи членами тела верховного бога. Этот бог так говорит о себе в 17-й главе Книги мёртвых:

Я — Атум, существующий, единый. Я — Ра в его первом восходе. Я — великий бог, создавший себя сам, создатель своего имени «владыки эннеады». Я был вчера; я знаю завтрашний день…

Иногда его передавали в виде страшной змеи, изрыгающей из пасти огонь и уничтожающей врагов, иногда — в образе мужчины с головой барана. Чаще всего — в образе человека с головой сокола, увенчанной диском с уреем, то есть как Ра-Хорахте великого солнечного бога Гелиополя. В культе Ра впоследствии соединились культы всех солнечных божеств. Со времен Древнего царства Ра был наиболее почитаем и уважаем, все фараоны называли себя его сыновьями.

Ра в современной культуре

• Норвежский исследователь Тур Хейердал, присвоил название Ра двум своим тростниковым лодкам, «Ра» и «Ра II». С их помощью Хейердал практически обосновал возможность контактов между Древним Египтом и ранними американскими цивилизациями, что объясняет подобные ритуалы и культы поклонения Солнцу, а также постройку пирамид по обе стороны Атлантического океана. Хейердал и его команда, включавшая советского врача и путешественника Юрия Сенкевича, 17 мая 1970 отправились на борту «Ра II» в морское путешествие из Марокко в Центральную Америку, продемонстрировавшее возможность практической реализации таких путешествий в древности.
• В снятом в 1994 научно-фантастическом фильме «Звёздные врата» древний бог Ра отождествлён с инопланетянином, за 8 000 лет до н. э. захватившим власть над Землёй и поработившим человечество. После восстания на Земле Ра удалился на пустынную планету Абидос, куда в наши дни при помощи звёздных врат и отправился военно-исследовательский отряд с Земли. В конце фильма Ра погибает на своём космическом корабле в результате ядерного взрыва, однако впоследствии он появляется в сериале «Звёздные врата SG-1» в одной серии «Мёбиус», в которой группа SG-1 отправляется в прошлое.
• Покровительство бога Ра можно выбрать в игре «Age of Mythology».
• В вымышленном фэнтезийном мире Forgotten Realms Ре (то есть Ра) возглавляет пантеон Мулхоранда, население которого происходит от древних египтян. Ценой своей жизни (Ре погибает в схватке с верховным богом орков Грумшем) он отражает нашествие орков на Мулхоранд и соседний Унтер, после чего Хорус (то есть Хор) воскрешает Ре и сливается с ним в едином божестве Хорус-Ре (то есть Ра-Харахти).
• Искаженное имя Амон-Ра русский писатель Виктор Пелевин использовал для заглавия своей книги «Омон Ра».
• По имени Ра назван действующий вулкан на спутнике Юпитера Ио.

См. также

• Гор
• Атет

Литература

• Hans Bonnet Re. In: Lexikon der agyptischen Religionsgeschichte., Hamburg 2000, Nikol Verlag, S. 153, ISBN 3-937872-08-6.
• Adolf Erman: Die Aegyptische Religion. Reimer, Berlin 1909, DNB 579752690.
• Wolfgang Helck, Eberhard Otto: Re. In: Kleines Lexikon der Ägyptologie. Harrassowitz, Wiesbaden 1999, ISBN 3-447-04027-0, S. 244f.
• Erik Hornung: Der eine und die Vielen: Ägyptische Gottesvorstellungen. Wissenschaftliche Buchgesellschaft, Darmstadt 1971, DNB 457030542.

Ссылки

• [ru-egypt.com/sources/26 Гелиопольское сказание о сотворении мира (Из Книги познания творений Ра)]
• [ru-egypt.com/sources/ra_i_zmej Ра и змей (древнеегипетский миф)]

Отрывок, характеризующий Ра

Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.