Фатима Захра

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ра́дийя»)
Перейти к: навигация, поиск
Фатима бинт Мухаммад
араб. فاطمة بنت محمد
Личная информация
Дата рождения:

27 июля 604(0604-07-27)

Дата смерти:

28 августа 632(0632-08-28) (28 лет)

Национальность:

арабка


Дополнительная информация
Разное:

«предводительница женщин Рая»

Редактирование Викиданных
Фатима ЗахраФатима Захра

Умм аль-Хасан Фа́тима бинт Муха́ммад аль-Кураши (араб. فاطمة بنت محمد‎; 605, Мекка, совр. Саудовская Аравия — 633, Медина, совр. Саудовская Аравия) — младшая дочь пророка Мухаммеда, проповедника монотеизма и основателя исламской религии, от его первой жены Хадиджи. Единственная из всех детей Мухаммеда дожила до его смерти.

Фатима почитается мусульманами как образец богобоязненности, и терпения и наивысших нравственных качеств.





Имя и прозвища

Имя Фа́тима (араб. فاطمة‎) означает «отнимающая [ребёнка] от груди»[1]. У Фатимы было несколько куний: Умм Абиха («Мать её отца»), Умм аль-Хасанайн («Мать двух Хасанов [Хасана и Хусейна]»), Умм аль-Хасан («Мать Хасана»), Умм аль-Хусейн («Мать Хусейна»), Умм аль-Аимма («Мать имамов»). Также в отношении неё используется множество прозвищ и титулов: аз-Захра (الزهراء‎ — «Освещающая»), Сидди́ка (صديقة‎ — «Правдивая») и др.

Отношения с отцом

Фатима и её отец относились друг к другу с большой любовью и теплотой. Фатима была первой, кого пророк Мухаммад приветствовал, вернувшись с похода, и последней, с кем он прощался, выходя в него[2].

Кроме Фатимы я не видел такого человека, чтобы его вид, серьёзность, манера вставать и садиться были так сильно похожи на пророка. Каждый раз, когда Фатима заходила в помещение, посланник Аллаха шёл к ней навстречу, целовал её и сажал на своё место, когда же Посланник Аллаха входил в помещение, Фатима подымалась со своего места, подходила к нему, целовала его и уступала ему своё место

— Сахих Тирмизи, т. 2, стр. 319

Рождение и первые годы жизни

Фатима родилась в пятом, по некоторым источникам в первом, году после начала пророческой миссии пророка Мухаммада в Мекке. Её рождение выпало на период, когда курайшиты начали ожесточённо притеснять мусульман. Во время родов служанки Хадиджи покинули её и отказали ей в помощи, и рожать ей пришлось самостоятельно. В соответствии с традицией арабов всех детей Хадиджа отдавала кормилицам из числа кочевых арабов для удаления их от очагов болезней, распространённых среди оседлых арабов, а также для изучения чистого арабского языка. Фатиму же Хадиджа с рождения воспитывала сама.

Первые годы жизни Фатимы совпали с экономической блокадой, организованной курайшитами против мусульман, им был перекрыт доступ к продовольствию и занятию торговлей, и мусульмане три года страдали от голода, сосредоточившись в квартале Абу Талиба. В 10-м году пророчества умирают мать Фатимы и её дед Абу Талиб, после чего притеснения мусульман усиливаются, и Фатима становится свидетелем унижений и насилия, предпринимаемых против её отца и его последователей.

Замужество

После того, как Фатима достигла возраста замужества, к ней приходили свататься многие знатные и богатые женихи. Среди них были такие сподвижники, как Абу Бакр и Умар. Однако Мухаммад с согласия Фатимы выдал её замуж за своего двоюродного брата Али. Это произошло в 622 или 623 году.

Махр, данный Фатиме, составил 480 (в некоторых источниках 500) динаров, полученных Али от продажи своей кольчуги[3]. Церемония бракосочетания прошла скромно, как это и приветствуется в исламе.

Их брак продлился 10 лет и закончился смертью Фатимы. И хотя в исламе было разрешено многожёнство, Али так и не взял второй жены при жизни Фатимы.

Семейная жизнь

Множество хадисов рассказывают о трудолюбии и усердии дочери пророка:

…Фатима сама размалывала зерно, отчего на её руках появились костные мозоли. Она сама носила домой воду в кожаных бурдюках, которые оставляли следы на её груди. Она сама убиралась по дому, и её одежда становилась пыльной, она так много разжигала огонь в печи, что её одежда становилась чёрной от сажи…

— Сахих Абу Дауд, т. 33, раздел «О тасбихах перед сном»

Однако больше всего времени Фатима посвящала поклонению Аллаху, многие ночи она проводила в намазах.

Дети Фатимы

Смерть Фатимы

Фатима умерла через несколько месяцев после своего отца, как он и поведал ей перед смертью[4], в 11 году хиджры. Она завещала, чтобы её тело омыл Али. Из политических соображений Али тайно похоронил Фатиму, место её могилы до сих пор неизвестно.

Мусульмане-шииты рассматривают гибель Фатимы как акт мученичества и почитают её память 20-дневным трауром в месяце Джумада аль-уля.

Легенда о «руке Фатимы»

С Фатимой связан амулет хамса, имеющий в исламе также название «Рука Фатимы». По легенде, однажды Фатима помешивала еду на огне, а её муж Али вошёл в дом с девушкой, на которой он только что женился[5]. Фатима, пораженная горем, уронила ложку и продолжила помешивать еду рукой, не обращая внимания на боль[6].

Напишите отзыв о статье "Фатима Захра"

Примечания

  1. [www.almaany.com/ar/dict/ar-ar/فاطمة/ Значение слова «Фатима» в толковых словарях арабского языка] (ар.). AlMaany.com. Проверено 22 апреля 2016.
  2. Сахих Абу Дауд, т. 26
  3. «Булюг Аль-Марам» Ибн Хаджар Аль-'Аскаляни, книга 8, глава 3, № 1029
  4. Сахих аль-Бухари, Книга военных походов, гл. 47, № 1621
  5. На самом деле Али женился на других женщинах только после смерти Фатимы.
  6. Ипполитов А. Особенно Ломбардия. Образы Италии XXI. — Азбука-Аттикус, 2013. — 496 с.

См. также

Литература

  • Али-заде, А. А. Фатима бинт Мухаммад : [[web.archive.org/web/20111001002826/slovar-islam.ru/books/f.html арх.] 1 октября 2011] // Исламский энциклопедический словарь. — М. : Ансар, 2007.</span>

Отрывок, характеризующий Фатима Захра

– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.