Раби, Исидор Айзек

Исидор Айзек Раби
Isidor Isaac Rabi
Место рождения:	Рыманув, Австро-Венгрия
Страна:	Австро-Венгрия, США
Научная сфера:	атомная физика
Учёная степень:	PhD
Учёное звание:	профессор
Научный руководитель:	en:Albert Potter Wills
Известные ученики:	Джулиан Швингер Норман Рамзей Мартин Перл
Награды и премии:	Нобелевская премия по физике (1944) Медаль Эллиота Крессона (1942) Премия памяти Рихтмайера (1945) Мемориальные лекции Вейцмана (1957) Медаль Барнарда (1960) Медаль Эрстеда (1982)

Исидо́р А́йзек Ра́би (англ. Isidor Isaac Rabi; 29 июля 1898, Рыманув, Австро-Венгрия — 11 января 1988, Нью-Йорк, США) — американский физик, лауреат Нобелевской премии по физике в 1944 г. «за резонансный метод измерений магнитных свойств атомных ядер».

Биография

Раби родился в еврейской семье в городе Рыманов на Лемковщине, бывшем тогда в Австро-Венгерской империи, а сейчас находящемся в Подкарпатском воеводстве Польши. Через год после рождения родители Раби эмигрировали вместе с ним в США.

Раби получил степень бакалавра по химии в Корнелльском университете в 1919 г. Он продолжил обучение в Колумбийском университете (США) и получил там в 1927 г. степень доктора. После этого он получил стипендию, при помощи которой он смог провести два года в Европе, работая с такими знаменитыми физиками, как Нильс Бор, Вернер Гейзенберг, Вольфганг Паули и Отто Штерн. После этого он вернулся в Колумбийский университет и оставался в нём до конца жизни.

В 1930 г. Раби провёл исследования природы сил, связывающих протоны в атомном ядре. По-видимому, это исследование привело к созданию метода магнитного резонансного детектирования на молекулярных пучках, за который он был награждён Нобелевской премией по физике.

В 1940 г. Раби позволили покинуть Университет Колумбии для работы заместителем директора лаборатории излучений в МТИ в проекте по разработке радара. Он также охотно согласился работать приходящим консультантом, который мог беспрепятственно приходить и уходить в Лос-Аламосскую лабораторию, и где он был одним из немногих исключений в строгом режиме секретности. Генерал Лесли Гровс приложил специальные усилия, чтобы удержать Раби вдали от Лос-Аламоса в те дни, когда проводилось испытание Тринити. Это было необходимо потому, что Раби был студентом у Оппенгеймера и сохранил с ним дружеские и уважительные отношения, и поэтому Оппенгеймер испытывал некоторые проблемы с сохранением секретов от Раби.

После войны Раби продолжает исследовательскую работу, которая внесла вклад в изобретение лазера и атомных часов. Он также был одним из основателей Брукхейвенской национальной лаборатории и организации ЦЕРН.

Раби возглавлял физический факультет университета Колумбии с 1945 по 1949 гг., когда на нём работали два Нобелевских лауреата (Раби и Энрико Ферми), а также 11 будущих лауреатов, среди которых были семь сотрудников факультета (Поликарп Куш, Уиллис Лэмб, Мария Гёпперт-Майер, Джеймс Рейнуотер, Норман Рамзей, Чарльз Таунс и Хидэки Юкава), учёный-исследователь Ааге Бор, приглашённый профессор Ханс Бете, аспирант Леон Ледерман и студент Леон Купер.

Под непосредственным научным руководством Исидора Раби получили учёную степень три будущих Нобелевских лауреата: Джулиан Швингер, Норман Рамзей и Мартин Перл.

Когда в 1964 г. в университете Колумбии было учреждено звание университетского профессора, Раби был первым, кому оно было присуждено. Раби ушёл на пенсию в 1967 г., но продолжал работать на факультете в качестве профессора на пенсии и особого лектора до самой смерти в 1988 г.

Известным выражением Раби является «без Эдварда Теллера мир был бы лучше»

• Отец: Давид Раби
• Мать: Янет Тейг
• Жена: Хелен Ньюмарк (женился в 1926, две дочери)

См. также

• Атомные часы
• Ядерный магнитный резонанс
• Частота Раби

Ссылки

• Храмов Ю. А. Раби Исидор Айзек (Rabi Isidor Isaac) // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — С. 226. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)
• [nobelprize.org/physics/laureates/1944 Информация с сайта Нобелевского комитета] (англ.)
• [www.atomicarchive.com/Bios/RabiPhoto.shtml Биография Раби] (англ.)

Отрывок, характеризующий Раби, Исидор Айзек

Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.