Рабан, Зеев

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Рабан, Зеэв»)
Перейти к: навигация, поиск
Зеев Рабан
ивр.זאב רבן‏‎

Зеев Рабан рядом с глиняной моделью элемента входной двери, предназначенной для украшения здания YMCA в Иерусалиме.
Имя при рождении:

Вольф (Зеев) Рабицкий

Дата рождения:

22 сентября 1890(1890-09-22)

Место рождения:

Лодзь

Дата смерти:

19 января 1970(1970-01-19) (79 лет)

Место смерти:

Иерусалим,Израиль

Гражданство:

Израиль Израиль

Жанр:

живопись, графика, скульптор и промышленный дизайн

Учёба:

Мюнхенская академия художеств, Национальная высшая школа изящных искусств (Париж), Бельгийская Королевская академия

Стиль:

искусство Эрец-Исраэль

Влияние:

Борис Шац, Эфраим Моше Лилиен[1]

Работы на Викискладе

Зеев Рабан (22 сентября 1890, Лодзь19 января 1970, Иерусалим) — израильский художник, график, скульптор и промышленный дизайнер. Один из основоположников израильского изобразительного искусства.





Биография

Рабан родился в Лодзи в 1890 году. Его имя при рождении было Вольф (Зеев) Рабицкий. Отец Рабана был религиозным и в детстве учился в хедере. Рабан начал изучать изобразительное искусство в Лодзи. С 16 лет учился мастерству скульптуры в Мюнхенской академии художеств, а затем в парижском «Божаре» и в Бельгийской Королевской академии.

В 1912 году, по приглашению основателя иерусалимской школы искусств «Бецалель», Бориса Шаца, Рабан приехал в Эрец-Исраэль и до 1929 года преподавал в этой школе скульптуру, искусство чеканки и резьбы, а позже был назначен временным администратором учреждения. Среди его учеников были Реувен Рубин, Нахум Гутман, Авигдор Стемацкий и Мордехай Авниэль[2].

В 1921 году он участвовал в исторической выставке, впервые представленной Ассоциацией художников Эрец-Исраэль. Эта выставка состоялась в Башне Давида в Старом городе Иерусалима и была первой в серии ежегодных выставок, называемой «Художественные выставки в Башне Давида».

В 1922 году в сотрудничестве с художником Меиром Гуром Арье Рабан основал «Мастерскую промышленного искусства», которая функционировала до 60-х годов. В 20-х и 30-х годах он занимался проектированием логотипов и визитных карточек для частных компаний и учреждений, а также дизайном интерьеров[1] Созданные по его эскизам керамические плитки и сегодня украшают многие фасады в Тель-Авиве.

Рабан оформлял синагоги в Израиле и за рубежом, а также создавал для них мебель и ритуальные предметы. В 1931 году он создал красочные витражи окон для Большой синагоги (Тель-Авив).

Рабан был одним из создателей иерусалимского района Бейт Ха-Керем.

Рабан верил в толерантность между людьми и народами и был противником насилия. Он был масоном, был хорошо знаком с антропософией и в молодости тяготел к спиритизму. Его склонности и убеждения выражены в работах, таких как «Мирное королевство», и в различных изображениях откровений[3].

Произведения Рабана, в том числе украшения для книг и плакаты, были созданы им в духе школы «арт нуво» (модерн), сильной своим декоративным искусством и преобладавшей в Европе в конце XIX и начале XX века. В работах Рабана хорошо сочетаются восточные элементы, характерные для Эрец-Исраэль, мотивы Танаха и пейзажи страны. Его многочисленные символьные произведения относятся к искусству «израильского символизма». Рабан считается одним из создателей «стиля Бецалель».

Выставки

  • В 1982 году в галерее «Дабель» в Иерусалиме (после предыдущей выставки 1981 года) состоялась выставка живописи и дизайна проектных работ Рабана, созданных в 19151940 гг.
  • В 1993 году в галерее «Маянот» в Иерусалиме состоялась ретроспективная выставка, на которой впервые экспонировались около 250 работ Зеэва Рабана, собранные из коллекций всего мира[4].
  • В 2001 году в честь 70-летия Тель-Авивского музея искусств была организована всеобъемлющая ретроспективная выставка работ Рабана.

Образование

Преподавательская деятельность

  • Начиная с 1914 года, руководитель кафедры в «Бецалель».

Известные работы

Работы

Напишите отзыв о статье "Рабан, Зеев"

Примечания

  1. 1 2 3 סמדר שפי, «חזון פנטסטי על ארץ ישראל», הארץ, 16.5.93
  2. מקור: תיק האמן במרכז המידע לאמנות ישראלית, מוזיאון ישראל.
  3. [www.israeliscent.com/html/magazine/exhibitions/zeev-raban-israeli-artist-03.htm Ze'ev Raban. A Hebrew Symbolist]
  4. מקורות: «תערוכה מ"תקופת בצלאל: עבודות של זאב רבן», על המשמר, 13.5.93; תמליל ראיון טלוויזיה עם מנהל מוזיאון ישראל מרטין וייל, (מתיק האמן במרכז המידע לאמנות ישראלית, מוזיאון ישראל)
  5. עמר לחמנוביץ, «הגדה של פסח מאוירת על ידי זאב רבן», השבועון-מקור ראשון, 22.4.05
  6. שמעון רובינשטיין, «חידת ליל ט"ז בסיוון תרפ"ו», כל העיר, 21.7.89. הדלתות אינן ניצבות

Литература

Каталоги:

  • זאב רבן, 1890–1970 / אוצרת התערוכה: יעל גנסיה; תרגום לאנגלית ועריכה: מלכה יגנדורף; תרגום לעברית: עדנה לרמן, ירושלים: גלריה מעינות, תשנ"ג-1993.
  • זאב רבן - סימבוליסט עברי / אוצרת: בת שבע גולדמן אידה; ספר: מחקר: בת שבע גולדמן אידה; תרגום מאנגלית לעברית: דריה קסובסקי), תל אביב: מוזיאון תל אביב לאמנות (בשיתוף עם יד יצחק בן-צבי), 2001.
  • Raban remembered: Jerusalem’s forgotten master: essays and catalogue of an exhibition at the Yeshiva University Museum, December 1982-June 1983, New York City: The Museum, 1982.

Ссылки

  • [www.rujen.ru/index.php/%D0%A0%D0%90%D0%91%D0%90%D0%9D_%D0%97%D0%B5%D0%B5%D0%B2 Биография Зеэва Рабана в Российской Еврейской Энциклопедии]
  • [www.europeana.eu/portal/search.html?query=%22Zeev+Raban%22 זאב רבן] באתר ארופיאנה אנגלית
  • [www.israeliscent.com/html/magazine/exhibitions/zeev-raban-israeli-artist-01.htm זאב רבן - תערוכת סימוליסט עברי]
  • [telekerem.webatu.com/telekerem_archiyon.html?id=469 כתבה ב«טל-כרם»], הטלוויזיה הקהילתית בית הכרם ירושלים

Отрывок, характеризующий Рабан, Зеев

– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.