Рабаса, Эмилио
| Эмилио Рабаса |
Хосе Эмилио Рабаса Эстебанель (1856—1930) — мексиканский литератор-прозаик и политик. В историю мексиканской литературы вошел как автор четырёх романов, воссоздающих панораму социально-политической жизни Мексики на рубеже XIX—XX веков. В романе «Заговор» описывается попытка военного мятежа в одном из провинциальных городов; в романе «Высокая наука» разоблачается деятельность правящей элиты; сюжет романа «Четвертая власть» посвящён разоблачению прессы как средства манипулирования общественным мнением; в романе «Фальшивая монета» критике автора подвергаются все сферы мексиканской жизни. Рабаса стал первым зрелым прозаиком-реалистом Мексики. Творчество Рабасы во многом опирается на традицию костумбризма, оно испытало влияние испанской прозы того времени. Сатиричность и масштабность сближает тетралогию Рабасы с произведениями основоположника мексиканского романа Х. Х. Фернандеса де Лисарди.
См. также
- Рабаса, Эмилио Оскар — внук
Напишите отзыв о статье "Рабаса, Эмилио"
Литература
- Культура Латинской Америки : Энциклопедия / отв. ред. П. А. Пичугин. — М.: РОССПЭН, 2000. — С. 566. — ISBN 5-86004-158-6.
Отрывок, характеризующий Рабаса, Эмилио
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
