Рабат Малик
| Здание | |||
Рабат-и Малик
ملك رباط Rabat-e Mâlik | |||
 Рабат-и Малик | |||
| Страна | Узбекистан | ||
| Город | Навои | ||
| Тип здания | Караван-сарай | ||
| Архитектурный стиль | Персидский | ||
| Основатель | Шамс аль мульк | ||
| Дата основания | 1078 | ||
| Строительство | 1078—1079 годы | ||
| Статус | Предварительный список объектов всемирного наследия ЮНЕСКО | ||
| Состояние |
| ||
Рабат Малик, Рабат-е Малик (Rabat-e Mâlik от араб.:رباط ribāṭ — рибат, караван-сарай, укрепленный лагерь, араб.ملك malik — арабский монархический титул, букв. — «Царская Крепость»), — средневековый караван-сарай, развалины которого находятся в окрестностях города Навои.
Содержание
География
Рабат-и Малик находится в 23-х километрах к западу от центра города Навои и примерно в ста километрах к северо-востоку от Бухары. В средние века в этих метах проходил отрезок Великого шелкового пути, ведущий из Самарканда в Бухару, что и обусловило постройку укрепленного рибата, получившего название Рабат-и Малик. В настоящее время рядом с рибатом проходит шоссе M37. Поблизости находится международный международный аэропорт Навои и поселок городского типа Маликработ. Рядом с комплексом находится известная сардоба Малик, современная рабату гигантская цистерна.
История
Комплекс построен в 1078—1079 годах Караханидом Шамс аль мульком. Задуманный как укрепленный постоялый двор, он функционировал до начала XVIII века. В 1841—1842 годах в окрестностях рабата побывал австрийский путешественник Александр Леманн, Леманн сделал несколько рисунков, дошедших до наших дней. В 1973-1975, 1977 и 1997—2001 годах были проведены раскопки (руководитель Н. Б. Немцева), в результате которых была исследована планировка укрепления.
Архитектура и планировка
До наших дней дошла только часть южного фасада с башней, но о планировке крепости можно судить по результатам раскопок: крепость представляла собой прямоугольное в плане сооружение со стороной в 100 метров, по углам которого стояли башни высотой более 15-ти метров, которые, если судить по рисункам Лемана, были в сохранности в середине XIX века. Снаружи стены крепости украшены плоскими полуколоннами, сгруппированым попарно.
Вход в укрепление был один — через сохранившийся южный портал. Сам портал несколько выступает из стены, он прямоуголен в плане, прорезан стрельчатой аркой и украшен кирпичным орнаментом. От портала вглубь ведет галерея, изолированная от находившихся в южной части хозяйственных помещений (жилье для прислуги, конюшни, кухни с тандырами). Галерея ведет в восьмиугольную ротонду, арки в которой, как и вся галерея, были отделаны резным ганчем. Из ротонды, служившей центральным залом, ходы в ведут в северную жилую часть комплекса. Посередине комплекса при входе в северную часть находилась небольшая мечеть с михрабом на западной стене и минбаром слева. Стены и минбар были украшены резным ганчем с синей подкраской. Во время раскопках были найдены множество человеческих костей, что свидетельствует существование вокруг караван сарая кладбище.
По свидетельству того же Лемана, снаружи комплекс был обнесен еще одной стеной.
Фото
- Rabat Malik 12-53.JPG
- Rabat Malik 12-52.JPG
- Rabat Malik 12-51.JPG
См. также
Напишите отзыв о статье "Рабат Малик"
Литература
Вейрман Б. В. Искусство Средней Азии. — 1-е изд. — М.: Искусство, 1940. — С. 36—38. — 191 с.
Ссылки
- Немцева Н. Б. [www.silkway.uz/download/materials/40 Рабат-и Малик.] — ссылка на doc-файл статьи, проиллюстрированной фотографиями Рабат-и Малик.
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Рабат Малик
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
