Битат, Рабах

Рабах Битат араб. رابح بيطاط‎<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Исполняющий обязанности президента Алжира
27 декабря 1978 год — 9 февраля 1979 год
Предшественник:	Хуари Бумедьен
Преемник:	Шадли Бенджедид
Рождение:	19 декабря 1925(1925-12-19) Айн-эль-Карма
Смерть:	9/10 апреля 2000 Париж
Партия:	Фронт национального освобождения

Рабах Битат (араб. رابح بيطاط‎) (19 декабря 1925 года, Айн-эль-Карма — 9/10 апреля 2000 года, Париж) — алжирский политический, военный и государственный деятель. Исполняющий обязанности президента Алжира с 27 декабря 1978 года по 9 февраля 1979 года. Исполнял обязанности президента после смерти президента Хуари Бумедьена и был замещён Шадли Бенджедидом, после чего вернулся на должность председателя парламента. Состоял в партии Фронт национального освобождения.

Биография

Юность. Участие в войне за независимость Алжира

Рабах Битат родился 19 декабря 1925 года в местечке Айн-эль-Карма (фр.  Ain El Karma) близ города Константины в Алжире, который был в те годы колонией Франции. С юных лет участвовал в освободительном движении. В 1940 году вступил в Алжирскую народную партию (фр. Parti du Peuple Algerien, PPA), был членом Движения за торжество демократических свобод, МТЛД (фр. Mouvement pour le Triomphe des Libertes Democratique, MTLD) Мессали Хаджа. Входил в подпольную вооруженную группу «Специальной организации» (OS), которую в 1949 году возглавил Ахмед Бен Белла. За нападение на почтовое отделение в городе Оран был заочно приговорен к 10 годам тюремного заключения. Один из ведущих руководителей боевиков МТЛД и одини из лидеров партийной фракции, обвинявшей Мессали аль-Хаджа в предательстве интересов Алжира и отказе от борьбы. В марте1954 года стал одним из учредителей Революционного комитета единства и действия, призванного примирить три враждующие фракции «Движения за торжество демократических свобод». Однако в июле Комитет самораспустился, не выполнив своей задачи. После этого Битат и другие вожди боевиков в кратчайший срок реорганизовали вооруженное подполье и увтановили связи с отрядами алжирской молодежи, бежавшей в горы от французских властей. Входил в «группу 22-х» — группу лидеров алжирской революции, собравшихся на подпольный съезд в квартале Кло Саламбье (г. Алжир) в июле 1954 года. На этом съезде был избран членом Революционного совета или «группы 6» (в неё кроме него входили Мохаммед Будиаф, Крим Белькасем, Мустафа Бен Булаид, Ларби Бен М’Хиди и Мурад Дидуш) — первого руководства будущего ФНО. 10 октября 1954 года стал одним из основателей Фронта национального освобождения Алжира и Армии национального освобождения. В тот же день вошел в руководство ФНО — реорганизованный Революционный совет или «группу 9», куда были также включены находившиеся в Каире лидеры эмиграции — Ахмед Бен Белла, Х. Аит Ахмед и М. Хидер. Первый командир сил Фронта в IV вилайе (район города Алжир). В марте 1955 года был захвачен в плен французской армией и приговорен военным трибуналом к пожизненному заключению. Переправлен в тюрьму во Францию. В 1958 году заочно был назначен министром без портфеля Временного правительства Алжирской Республики. В 1962 году после заключения Эвианских соглашений, давших Алжиру независимость, Рабах Битат был освобожден и вернулся на родину.

Политическая карьера в независимом Алжире

По возвращении в Алжир Рабах Битат стал членом Политбюро Фронта национального освобождения и был назначен заместителем Председателя Совета Министров Алжирской Народной Демократической Республики. В мае 1963 года из-за разногласий с Президентом Ахмедом Бен Беллой он был переведен на должность третьего заместителя Председателя Совета Министров, а в сентябре 1963 года вышел из правительства и Политбюро ФНО. В 1964 году Рабах Битат уехал из Алжира во Францию.

После свержения Бен Беллы в ходе переворота 19 июня 1965 года созданный армией Революционный совет во главе с полковником Хуари Бумедьеном начал переговоры с Рабахом Битатом и другими бывшими лидерами ФНО — Ферхатом Аббасом, Кримом Белькасемом и Мухаммедом Будиафом. В отличие от остальных Рабах Битат согласился пойти на сотрудничество с новым режимом. 10 июля 1965 года он был назначен Государственным министром. 13 — 18 декабря 1965 года Рабах Битат в составе делегации сопровождал Хуари Бумедьена в его поездке в СССР.

Во время этой поездки, как сообщала советская печать, на Московском заводе малолитражных автомобилей Битата посадили за руль «Москвича — 408», после чего он сказал, что "у этой модели большое будущее. ".

В 1966 году был переведен на пост Министра транспорта. В марте 1977 года Рабах Битат был избран председателем Национального народного собрания АНДР.

Временный президент. Завершение карьеры

После смерти 27 декабря 1978 году Президента Хуари Бумедьена Рабах Битат согласно Конституции занял пост временного главы государства сроком на 45 дней. За это время руководство страны решило, кто станет наследником Бумедьена и подготовило проведение съезда ФНО.

22 января 1979 года было объявлено о проведении выборов нового Президента Алжира, а 31 января IV (Чрезвычайный) съезд партии ФНО избрал генеральным секретарем и кандидатом на пост Президента координатора армии в рамках Революционного совета полковника Шадли Бенджедида. 7 февраля Бенджедид Шадли был избран Президентом Алжира.

9 февраля 1979 года Битат передал полномочия Президента полковнику Шадли Бенджедиду. Он вернулся на пост председателя Национального народного собрания, но при этом вошел в состав Политбюро партии ФНО. В июне того же года Рабах Битат стал одним из 4 членов Высшего совета безопасности Алжира (в него также входили Президент Шадли Бенджедид, Премьер-министр Мохаммед Абдельгани и Министр иностранных дел Мохаммед Беняхья).

Битат избирался председателем парламента четыре раза подряд. В 1988 году он вышел из Политбюро партии Фронт национального освобождения, а 3 октября 1990 года, на открытии осенней сессии парламента, подал в отставку с поста председателя Национального народного собрания и стал рядовым депутатом, заявив при этом протест против проводимой либерализации экономики.

В дальнейшем Рабах Битат не принимал участия в политической жизни Алжира. 5 июля 1999 года были особо отмечены его заслуги в достижении независимости.

Рабах Битат скончался 10 апреля 2000 года в Париже.

Память

Его именем был назван аэропорт города Аннаба.

Литература

Новейшая история арабских стран Африки, 1917-1987 / М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1990 - С.225 - 226

Сноски

• www.el-mouradia.dz/francais/presidence/portrait/presidencefr.htm

Отрывок, характеризующий Битат, Рабах

Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.