Рабва

Город Рабва урду ربوہ Страна ПакистанПакистан Провинция ПенджабПенджаб (Пакистан)|Пенджаб Округ Чиниот Координаты 31°45′10″ с. ш. 72°55′20″ в. д.31.75278° с. ш. 72.92222° в. д. / 31.75278; 72.92222    Основан 1948 Высота центра 250 м Официальный язык урду Население 70,000 человек (2003) Плотность 2300 чел./км² Часовой пояс UTC+5 Телефонный код +92 47 Почтовый индекс 35460

К:Населённые пункты, основанные в 1948 году

Рабва (урду ربوہ) официальное название Чинаб Нагар (урду چناب نگر) — город в провинции Пенджаб, Пакистан, расположенный на берегу реки Чинаб недалеко от исторического города Чиниот. Город Рабва был штаб-квартирой Aхмадийской Мусульманской Общины с 20 сентября 1948 г., то есть с того времени, когда община переехала из Кадиана, Индия, в Пакистан. После раздела Индии в 1947 году подавляющее большинство её жителей, принадлежащих к Ахмадийской Мусульманской Общине, эмигрировали в Пакистан и начали новую жизнь в Рабве. Ахмадийская Мусульманская Община выкупила эту землю у государства в лизинг и построила на ней город Рабва, который стал штаб-квартирой Ахмадийской Мусульманской Общины.

История

С исторической точки зрения, эта та земля, откуда Мухаммад бин Касим, после завоевания провинции Синд и Мултан, пересек реку Ченаб и направился в Кашмир. Здесь арабы воевали против индуистского Раджи Чандрода (вероятно, в древности, люди называли его Чиниот) и покорили его. Более 100 арабских воинов погибли в этом бою. «Кладбище мучеников» существует в Чиниоте, по сей день. До создания Рабвы, её площадь была бесплодна. Она была известна, как «Чак Дигиан». Земля была куплена Aхмадийской Мусульманской Общиной после эмиграции большинства её членов из Кадиана в другие части индийского Пенджаба, которые перешли к Пакистану после провозглашения его независимости. 1034 акров земли были первоначально переданы в лизинг от правительства Пакистана. Протокол о передаче земли был утвержден 11 июня 1948 года. Тогдашний лидер Ахмадийской Мусульманской Общины, Хазрат Мирза Баширудин Махмуд Ахмад назвал этот город Рабва. Рабва — арабское слово (оно также встречается в Коране), обозначает «возвышенное место». Формальное открытие поселения состоялось 20 сентября 1948 году после молитв и жертвоприношений пяти коз в углах и в центре участка земли. В этой церемонии приняли участие 619 человек. На том месте, где Хазрат Мирза Башируддин Махмуд Ахмад провёл первую молитву, была построена первая мечеть в Рабве, которая была названа «Ядгар» (буквально мемориал). Первые поселения жили в шатрах, которые затем были заменены зданиями, построенными из глины. Мечеть «Мубарак» является первым зданием, которое было возведено с использованием цемента. Второй Халиф Ахмадийской Мусульманской Общины, Хазрат Мирза Башируддин Махмуд Ахмад переехал в Рабву 19 сентября 1949 года. К тому времени население Рабвы выросло до 1000 человек. Первая «Джальса Салана» (Ежегодный съезд) в Рабве состоялась с 15 по 17 апреля 1949 года. 17 000 человек посетили этот Ежегодный съезд. Электричество в городе было установлено в 1954 году.

Смена названия

17 ноября 1998 года, ассамблея провинции Пенджаб приняла резолюцию об изменении названия Рабва. 12 декабря, правительство Пенджаба вынесла уведомление с немедленным вступлением в силу о переименовании города Рабва в Наван Кадиан. 14 февраля 1999 года, было вынесено ещё одно уведомление отменяющее предыдущее уведомление. Согласно этому уведомлению Наван Кадиан был переименован в Ченаб Нагар(имеется в виду город Ченаб). Другие члены ассамблеи Пенджаба считали, что Рабву следовало переименовать имена Чак Дагиан, Мустафа Абад, Сиддикабад и т. д. Решение ассамблеи Пенджаба об изменении названия Рабва было принято единогласно в конце рабочего дня. Тем не менее, на заседании ассамблеи вместо 275 человек, присутствовало только 67 человек. Название было изменено без консультаций с местным населением. Комитет по гражданским правам (в Рабве) назвал это решение антиконституционным, неэтичным, жестоким, и вынесенным вопреки всем нормам цивилизованного общества. Это решение было принято на основе нетерпимости, узости мышления и фанатизма.

Демография

Город имеет население 70 000 человек, из которых 97% принадлежат к Ахмадийской Мусульманской Общине. Остальные 3 процента населения состоят из христиан и других мусульман. Город переживает массовую миграцию мусульман — ахмади, спасающихся от преследований. Он имеет очень разнообразный этнический состав населения. Большая часть населения говорит на языке урду и панджаби. Большинство студентов, проживающих в этом городе, владеет английским языком.

Жизнь жителей Рабвы

Мусульмане — ахмади, проживающие в этом городе, зачастую сталкиваются со многим трудностями из-за постановления № XX. Жители города из числа мусульман — ахмади лишены права на мирные религиозные собрания с 1983 года. В 1989 году, полиция Пенджаба возбуждала уголовные дела против всего населения города за надписи текстов Корана на могилах и зданиях.

География

Рабва занимает площадь около 24 км (29,3 квадратных миль), и находится, примерно на полпути между Файсалабадом и Саргодой. Река Чинаб окружает город с его восточной и южной сторон. Эта местность находится выше, чем окружающие её равнины из-за сухих холмов, которые усеивают пейзаж (Рабва — возвышенное место) и обеспечивают естественный барьер против наводнений. Эти холмы являются частью небольшого хребта Киран, который простирается от Саргоды до Джанга. Эти холмы также известны, как «Черные горы». Эта местность, была когда-то сухой и бесплодной. Более чем за пятьдесят лет активного насаждения, она превратилась в пышный зелёный город.

Согласно климатической классификации «Kёппен», Рабва испытывает засушливый климат (BWH). Поскольку местность находится в умеренной области на северо-западе субконтинента, она разделяет погоду субконтинента. Рабва отличается жарким летом и холодной зимой. Летний сезон с апреля по октябрь, иногда с мая, считается самым жарким месяцем. В это время температура регулярно достигает 40 °C. Расположенная в центре сухих равнин, она часто подвергается пыльным бурям в летнее время. Лето также приносит индийский муссон, который увеличивает количество осадков в июне и июле выше 80 мм. Зимний сезон длится с ноября по февраль. Январь считается самым холодным месяцем, в котором температура может падать до точки замерзания. Зимой эта местность покрывается туманом, который уменьшает видимость до опасно низких уровней.

Окрестности

Изначально город был разделен на следующие районы (Махали)

• Даруль Садар (Центральный дом)
• Даруль Рахмат (Дом Милосердия)
• Даруль Футух (Дом победы)
• Даруль Баракат (Дом благословения)
• Даруль Улум (Дом обучения)
• Даруль Насар (Дом Божьей помощи)
• Даруль Шукр (Дом благодарности)
• Даруль Йяман (Дом справа)
• Бабуль Абваб (Дом открытых дверей)

Позже, когда город расширился, эти районы были разделены на подразделения. Кроме того, были застроены многие новые районы города, такие как, заводская площадь, Тахир Абад, Насир Абад, колония Рахман, мусульманская колония, Байтуль хамд и т. д.

Известные места

Масджид-э-Акса

Масджид-э-Акса или мечеть Рабвах (Пакистан) является крупнейшим местом поклонения Ахмадийской Мусульманской Общины в Пакистане. Её первый камень был заложен в фундамент в 1966 году и открытие здания состоялось 31 марта 1972 года. Она является главной мечетью Ахмадийской Мусульманской Общины в городе Рабва. Эта мечеть может вместить в себя более 18 500 молящихся.

Спорт и отдых

Многие районы Рабвы имеют свои собственные игровые площадки для детей. Популярными видами спорта считаются крикет, футбол и бадминтон. В городе есть также баскетбольная команда и команда гребцов. Существует также бассейн олимпийского стандарта, благоустроенный теннисный корт, и площадка для игры в сквош. В Рабве также имеется небольшой парк под названием Байтуль хамд. Кроме того, вдоль реки расположены многие фермы. Эти места считаются подходящими для проведения пикников.

Коммерческие места

Гол Базар (на английском языке, «Круглый рынок») — это полукруг в форме рынка, в котором находится большинство банковских отделений города Рабва, включая УБЛ банк, МСБ банк, Фейсал банк и т. д. Масрур Плаза является коммерческой площадью, которая расположена в самом центре города.

Транспорт

Преобладающим видом транспорта в Рабве является велосипед, он дополняется мотоциклами и мотоциклами — рикши. Автобусы из города Рабва курсируют в Исламабад, Лахор, Файсалабад, Карачи и другие крупные города Пакистана. Рядом с Рабвой проходит автомагистраль «Национал хигвей». Ближайшие аэропорты находятся в Фейсалабаде (в 48 километров (30 миль)) и Саргоде (в 59 километров (37 миль)).

Образование

Население Рабвы имеет высокий уровень грамотности. Почти сто процентов населения оканчивает среднюю школу. Это находит отражение в многочисленных достижениях студентов из Рабвы. В городе имеются многочисленные правительственные, частные начальные и средние школы, а также колледжи.

Колледж и школа «Таалимуль Ислам»

Колледж и школа «Таалимуль Ислам», первоначально, в 1898 году, были основаны Ахмадийским сообществом в Кадиане. Колледж был итогом вдохновения основателя Ахмадийского движения в исламе Мирзы Гулама Ахмада. 14 августа 1947 года, после обретения независимости и создания двух суверенных государств Индии и Пакистана, большинство преподавателей и студентов этого учебного заведения эмигрировали из Кадиана, Индия в Пакистан. Некоторое время школа и колледж «Таалимуль Ислам» находился в Лахоре, и затем был переведён в Рабву, Пакистан. Эти учреждения были национализированы при правительстве Зульфикара Али Бхутто, как часть его программы национализации. Ассоциация колледжа активно публикует журнал «Аль Манар».

Колледж и школа «Джамийя Нусрат Гёрлз»

Это колледж и школа для девушек, которые были основаны Ахмадийским сообществом. Позднее они тоже были национализированы.

Академия «Нусрат Джан» и «Интер колледж»

Академия «Нусрат Джан» была основана в 1987 году, как частная английская медиум школа Ахмадийской Мусульманской Общины, это образцовое учебное заведение города. В настоящее время оно имеет 3 кампуса. Кампус для младших классов. Кампус для средних и старших классов с английским языком обучения. Кампус с обучением на языке урду средних и старших классов, а также кампус «Интер колледжа». Предполагается расширение Академии «Нусрат Джахан» и колледжа для девушек до уровня института, который разместится в отдельном кампусе. Первоначальный план заключается в создании 4 отделов науки и общий блок, состоящий из 3 этажей. В колледж ежегодно смогут приниматься 1500 девушек. Предполагается, что здание будет охватывать площадь 31 500 кв. метра. Сметная стоимость 70 миллион рупий. С 2011 года, все частные школы в Рабве, опекавшиеся со стороны учреждения «Назарат Таалим Садр Анджуман Aхмадийя», стали опекаться со стороны попечительского совета Университета Ага Хана. С тех пор качество образования мусульман — ахмади в Рабве возросло до очень высокого уровня.

Другие частные ВУЗы

• Школы, находящиеся под попечительством учреждения «Назарат Таалим»:
  • «Байтуль Хамд», начальная школа
  • «Буютул Хамд», средняя школа для девочек
  • «Марьям», средняя школа для девочек
  • «Марьям Сиддика», средняя школа для девочек
  • «Тахир», начальная школа
  • «Насир Хай Скул»
• Школы с самостоятельным направлением:
  • Ахмадийская общественная начальная школа
  • «Небесный дом», общественная школа
  • «Ахмад», общественная школа
  • «Аль Садик», современная государственная школа
  • «Полумесяц» высшая школа грамматики
  • Звёздная академия
  • Академия «Нади»

Ахмадийский университет «Джамийя Ахмадийя»

«Джамийя Ахмадийя» — это международная исламская духовная семинария и учебно-научный институт с филиалами по всему миру. Его Пакистанский центр расположен в Рабве. Выпускники этой семилетней духовной семинарии, получают степень магистра теологии. Университет состоит из двух кампусов, кампуса для младших курсов и кампуса для старших курсов, которые расположены в Рабве вдоль здания автодорожного техникума.

Медресе «Хифз Куран»

Оно состоит из двух кампусов, один для мальчиков и другой для девочек. Это духовное учебное заведения, которое обучает технике заучивания Корана наизусть. Заинтересованные учащиеся могут учиться в этом учебном заведении после завершения начального образования. После завершения 3 годичного обучения, они могут продолжить своё образование в восьмом классе.

«Даруль Сана» профессионально-технический институт

Институт профессионального образования для обучения различным техническим специальностям.

Здравоохранение

• «Фазле Умар», больничный комплекс

Больничный комплекс «Фазле Умар», является основной частной больницей города и обслуживает большинство населения. Он находится в ведении Ахмадийского сообщества. Основанный в 1958 году, он стал одним из лучших медицинских учреждений в регионе. Он обеспечивает больничные услуги не только местного населения, но и пациентов из городов и селений дальнего зарубежья. Это комплекс, с крытой площадью 115000 квадратных метров, на 150 коек, с высоко, квалифицированным медицинским персоналом. Больничный комплекс «Фазле Умар» призван обеспечить своих пациентов, современной медицинской помощью. В этом больничном комплексе функционируют отделения терапии, хирургии и педиатрии. В прошлом году более 140 000 пациентов получили медицинскую помощь.

«Бегам Бани Зубайда», центр акушерства и гинекологии

Этот трёх этажный современный объект был открыт для обеспечения широкого спектра медицинских и хирургических услуг для женщин. Центр «Бегам Бани Зубайда» также имеет отдельные корпуса для больных гепатитом.

«Тахир» кардиологический институт

Шести этажное современное здание кардиологического института начала свою деятельность в 2007 году. Первый камень в основание его фундамента был заложен в 2003 году. Он был назван в честь четвертого халифа Aхмадийской Мусульманской Общины, Хазрата Мирзы Тахира Ахмада. Это один из лучших кардиологических институтов в регионе. Здесь же проводятся операции на сердце детей и взрослых. Стоит упоминания и факт того, что это один из немногих кардиологических больничных учреждений в Пакистане, укомплектованный специализированными машинами скорой помощи для доставки пациентов с заболеваниями сердца, из отдалённых регионов страны. В начале 2012 года, здесь также начал функционировать центр диализа. Здесь же находятся головные офисы Ахмадийской медицинской ассоциации Пакистана.

Центр донорства крови и глаз

Это специализированный центр, который принимает глаза доноров по всей стране. В этом же комплексе расположен центр донорства крови, и патологическая лаборатория. Центр носит название «Нуруль айн дайра хидматэ инсанийя».

«Тахир», научно-исследовательский институт обучения гомеопатии

Гомеопатические клиники и научно-исследовательский институт «Тахир» функционируют круглый год и на бесплатной основе. В прошлом году они обеспечили бесплатными лекарствами 44 000 пациентов. Институт планирует открыть новые клиники в других странах, также планируется подключить все гомеопатические клиники, работающие в других странах к системе электронной почты. Для облегчения последующей деятельности, записи пациентов и диагностика, ведутся на компьютерах.

Другие больницы

В Рабве также функционируют несколько других небольших частных больниц. Они также восполняют потребности граждан региона.

СМИ

Ежедневная газета «Aль Фазл» издаётся в типографии «Зяуль Ислам», которая находится в Рабве. Газета является одной из старейших газет Пакистана. Она начала публиковаться в качестве еженедельника в Кадиане в 1913 году. После раздела Индии, она стала издаваться в Пакистане. Газета «Аль Фазл» является официальным органом Ахмадийской Мусульманской Общины. Она содержит новости и статьи, связанные с Ахмадийским сообществом и его вероисповеданием, наряду с общими национальными и международными новостями. Постановление № XX обнародованное в 1984 году военным диктатором генералом Мухаммадом Зия-уль-Хаком, запретило газете использовать исламскую терминологию, например, такую, как мусульмане, ислам, шахид, и т. д. Редакторы должны обнаружить и удалить все такие слова перед публикацией ежедневного выпуска.

«Рабва Тайм» — это новостной блок, который начал функционировать в 2008 г. Он имеет свои офисы, расположенные в Рабве. Сайт записывает случаи дискриминации и преследования мусульман — ахмади.

Другие СМИ

В Рабве издаются многие ежемесячные журналы:

• «Mисбах» (журнал для женщин)
• «Tашхизуль Aхзан» (издание для детей)
• «Халид» (включает в себя статьи, написанные молодежью для молодежи)
• «Ансаруллах» (издание для пожилых людей)

Известные жители Рабвы

• Мирза Башируддин Махмуд Ахмад, основатель города и старший сын Мирзы Гулама Ахмада, II Халиф Aхмадийской Мусульманской Общины
• Мирза Насир Ахмад, III Халиф Ахмадийской Мусульманской Общины
• Мирза Тахир Ахмад, IV Халиф Ахмадийской Мусульманской Общины.
• Мирза Масрур Ахмад, V Халиф Ахмадийской Мусульманской Общины. Её нынешний глава.

Ссылки

• [www.alislam.org Официальный сайт ахмадийской мусульманской общины]
• [www.alislam.org/introduction/Islam-Ahmadiyyat.html Введение и краткий очерк истории ахмадийской мусульманской общины]
• [www.persecutionofahmadis.org/ Официальный сайт подчеркнувший преследование ахмадийской мусульманской общины]

Отрывок, характеризующий Рабва

В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.


Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.