Рабдитис

</td>

   </tr>

Рабдитис
Научная классификация
Царство: Животные Тип: Круглые черви Класс: Chromadorea Отряд: Rhabditida Семейство: Rhabditidae Род: Рабдитис
Латинское название
Rhabditis

Рабдитис (лат. Rhabditis, =Rhabdonema) — род червей семейства угриц (Anguillulidae), класса круглых червей или нематод.

Этот род интересен в биологическом отношении, так как представляет хороший пример гетерогонии. А именно: одно поколение является раздельнополым и диморфным (то есть самцы отличаются от самок и по наружному виду), ведет свободный образ жизни и было описано под названием Rhabditis, а другое, сменяющее его поколение является гермафродитным, ведет паразитический образ жизни и было описано как самостоятельный род под названием Rhabdonema, пока более внимательное изучение истории развития не показало, что это только два чередующихся поколения одного рода.

Так, например, в легких наших лягушек и жаб паразитирует гермафродитная Rhabdonema nigrovenosum (описанная прежде под названием Ascaris nigrovenosa), достигающая 30-40 миллиметров длины, которая развивает сначала сперматозоиды, а затем яйца. Последние оплодотворяются, и внутри червя, то есть в его матке, из них развиваются зародыши, рождающиеся живыми. Они попадают в кишечник лягушки и вместе с пометом выходят из неё наружу. Попадая в воду, сырую землю или гниющие вещества зародыши проделывают линьку и достигают половой зрелости, превращаясь в раздельнополое (рабдитное) поколение ≈ Rhabditis, отличающееся от предшествовавшего (рабдонемного) поколения не только общей организацией, но и величиной (достигая лишь до 1 мм в длину). Это поколение живет на свободе в сырой земле или в иле; после оплодотворения в самках развиваются зародыши (летом 4, зимой 2), которые выедают все внутренности матери. Для дальнейшего развития они должны попасть в легкие лягушки или жабы; проникая через рот и бронхи в легкие, они развиваются там в гермафродитное (рабдонемное) поколение.

Другой интересный паразит — Rhabditis stercoralis intestinalis, известный также под названием Rhabdonema strongyloides. Его гермафродитное (рабдонемное) поколение (Rhabdonema intestinale или Anguillula intestinalis) паразитирует в кишечнике человека, причиняя тяжелые страдания (см. Глисты), а раздельнополое (рабдитное) поколение (Rhabditis stercoralis) ведет свободный образ жизни в сырой земле.

Источники

• Рабдитис // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Рабдитис

– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.