Рабство в Африке

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Рабство в Африке известно на континенте не только в прошлом, но продолжает существовать и в настоящее время. Рабовладение было привычным в различных частях Африки, как и в остальной части древнего мира. Многие африканские сообщества, где рабы составляли большинство населения, они наделялись определёнными правами, а не являлись имуществом владельца[1][2][3]. Но с появлением арабской и трансатлантической работорговли эти системы изменились, а рабы стали поставляться в качестве живого товара на невольничьи рынки за пределами Африки[4].

Рабство Африки в историческое время имело различные формы, иногда не вполне соответствующие понятию рабства, принятому в остальном мире. В тех или иных частях Африки встречались кабальная зависимость, порабощение в результате войны, военное рабство и криминальное рабство[5].

Несмотря на то, что некоторые партии рабов доставлялись из внутренних регионов к югу от Сахары, работорговля не являлась заметной частью экономики и жизни большинства африканских сообществ. Большие масштабы торговля людьми приобрела после открытия трансконтинентальных маршрутов. Во время колонизации Африки произошло новое изменение характера рабства, а в начале XIX века началось движение за отмену рабства.





Формы рабства

Многочисленные формы рабства встречаются на всём протяжении африканской истории. Помимо использования местных форм, были последовательно заимствованы система рабовладения Древнего Рима, христианские принципы рабовладения, исламские принципы рабовладения и открыта трансатлантическая работорговля[6]. Рабство было, в различной степени, частью экономики многих африканских стран на протяжении нескольких веков[6]. Ибн Баттута, побывавший в Мали в середине XVI века, писал, что местные жители соперничают друг с другом в количестве рабов, а сам он в качестве знака гостеприимства получил в подарок мальчика-раба[7]. В Чёрной Африке рабовладение имело сложную структуру, включавшую права и свободы рабам и ограничения на продажу и требования по содержанию в отношении хозяев[8]. Во многих обществах среди рабов была установлена иерархия, по которой, например, отличались рабы по рождению и рабы, захваченные во время войны[9].

Во многих африканских сообществах между свободным и феодально зависимым земледельцем разницы почти не было. Рабы в Сонгайской империи в основном использовались в сельском хозяйстве. Они были обязаны работать на хозяина, но были мало ограничены в личном плане. Эти несвободные люди, скорее, составляли профессиональную касту[4].

Африканское рабство в основном походило на долговую кабалу, хотя в некоторых районах Чёрной Африки рабов использовали в ежегодных жертвоприношениях, как например в ритуалах Дагомеи[10]. Во многих случаях рабы не были собственностью и не оставались несвободными пожизненно[11].

Африканские формы рабства включали в себя установление семейных связей. Во многих сообществах, не предполагавших собственность на землю, рабство использовалось для усиления влияния и расширения связей[12] В этом случае рабы становились частью семьи их хозяев[6]. Дети рабов могли достичь высокого положения в таком сообществе и даже стать вождями[9]. Но чаще между свободными и несвободными людьми существовала строгая граница[12]. Основные формы рабства в Африке:

  • традиционное — раб является имуществом владельца, его можно свободно продавать, обращаться с ним как с вещью. Дети такого раба часто также являлись собственностью владельца. Традиционное рабство было распространено на Ниле и в Северной Африке, о его существовании в других частях континента сведения недостоверные до появление арабских и европейских свидетельств[13];
  • домашняя прислуга — раб является слугой в доме владельца, но частично сохраняет личную свободу. Продажа такого раба возможна только в исключительном случае. Рабы могут получать плату за свою работу (продуктами или предоставлением земельных участков), могут вступать в брак и оставлять наследство своим детям[9];
  • кабала — владение человеком в качестве выплаты им долга. В кабальную зависимость попадал ли бо сам должник, либо его родственники. Кабала была распространённым явлением в Западной Африке. Кабала сходня с рабством, но имеет серьёзные отличия: срок её действия ограничен, продажа не предполагается[14].
  • военное рабство — использование рабов в качестве воинов. При этом они призываются на службу и проходят военную подготовку, но остаются рабами после её окончания. Хозяином таких военных рабов обычно является глава местной власти, который использует их, чтобы добывать деньги или защищать политические интересы[15]. Примерами военных рабов могут служить формирования, созданные исламскими правителями в Судане и Уганде[15], и отряды полевых командиров в Западной Африке[16];
  • жертва — сообщества, практикующие человеческие жертвоприношения, в первую очередь использовали для этого рабов[6];
  • товар — некоторые африканские нации целенаправленно осуществляли набеги на африканские государства с целью захвата и дальнейшей продажи рабов. Эта форма рабства получила наибольшее развитие после открытия трансатлантической работорговли. Обращение в рабство стимулировали европейские торговцы, посредниками выступали местные африканские правители[17].

Распространение рабства в Африке

В течение тысяч лет государства Африки практиковали рабство и принудительный труд[18]. Однако точных свидетельств, касающихся времени до появления арабской и трансатлантической работорговли не имеется. Часто рабством называются сложные формы общественных взаимоотношений, не соответствующие определению рабства[8].

В Северной Африке традиционное рабство распространилось во времена Римской Империи (47 год до н. э. — ок. 500 года)[13] После падения Рима рабство осталось в крупных христианских поселениях региона. После арабской экспансии рабство распространилось в государства, лежащие к югу от Сахары (Мали, Сонгхай, Гана)[6]. В средние века основными направлениями работорговли были южное и западное, а источником рабов — Центральная и Восточная Европа[19].

На Африканском Роге Соломонова династия экспортировала рабов с западных границ государства или с только что завоёванных территорий[20]. Мусульманские прибрежные государства получали рабов из глубины материка[21]. На территории современных Эфиопии и Эритреи рабы в основном становились домашней прислугой[22][23].

О Центральной Африке имеются лишь обрывочные свидетельства, судя по которым рабами здесь были только захваченные в плен представители вражеских племён[24].

В западной практике до открытия трансатлантической работорговли были распространены многочисленные формы рабства[18]. После начала поставок живого товара в Америку работорговля стала основой экономики и политики крупных государств региона: Мали, Ганы и Сонгхай[25] Однако другие сообщества активно сопротивлялись работорговле: Королевства Моси пытались захватить ключевые города, а после неудачи продолжили совершать набеги на работорговцев. Однако в 1800-е годы и они присоединились к трансатлантической работорговле[25]

До XVII века рабство не играло значительной роли на Великих Африканских озёрах. Рабов в небольших количествах вывозили в арабские страны и Индию. Пик работорговли пришёлся на XIX век, а центром рабовладения стал Занзибар. Регион также принял участие в трансатлантической работорговле[26].

Исторические этапы

История рабовладения в Афике подразделяется на три крупных этапа: арабская работорговля, атлантическая работорговля и движение за отмену рабства XIX—XX веков. Переход на каждый этап сопровождался значительными изменениями форм, массовости и экономической модели рабовладения[6]. После отмены рабства тысячи бывших рабов вернулись на родину и осели в Либерии и Сьерра-Леоне[17].

Работорговля через Сахару и Индийский океан

Арабская работорговля зародилась в VIII веке. Первые маршруты обеспечивали доставку рабов из регионов к востоку от Великих озёр и из Сахеля. Законы ислама допускали рабство, но запрещали обращать в рабов мусульман, поэтому в рабство обращали в основном людей с африканской границы распространения Ислама[13]. Поставки рабов через Сахару и Индийский океан отсчитывают историю с IX века, когда этот маршрут взяли под контроль афро-арабские работорговцы. По существующим оценкам, ежегодно с побережья Красного моря и Индийского океана вывозилось лишь несколько тысяч рабов. Их продавали на невольничьих рынках Среднего Востока. Наращивание объёмов произошло с развитием кораблестроения, которое позволило увеличить объёмы поставляемой продукции с плантаций, что вызвало необходимость привлечения дополнительной рабочей силы. Объёмы работорговли достигли десятков тысяч человек в год[27] В 1800-е годы произошло резкое увеличение потока рабов из Африки в исламские страны. В 1850-е годы прекратились поставки рабов из Европы, произошёл новый скачок объёмов. Работорговля прекратилась только в 1900-е годы, после начала колонизации Африки европейцами[28].

Атлантическая работорговля

Работорговля через Атлантический океан началась в XV веке. Этот этап стал очередным значительным изменением в жизни африканцев: ранее составляя небольшую часть рабов в мире, они к 1800-м годам стали составлять из подавляющее большинство[29]. За короткое время работорговля превратилась из незначимого сектора экономики в её превалирующую составляющую, а использование на плантациях рабского труда стало основой процветания многих сообществ[6]. Помимо прочего, атлантическая работорговля изменила традиционное распределение форм рабства.

Первыми европейцами, прибывшими на гвинейское побережье, были португальцы. Первая сделка по покупке рабов состоялась в 1441 году. В XVI веке португальцы, обосновавшиеся на острове Сан-Томе, начали использовать негров-рабов для возделывания сахарных плантаций, так как для европейцев климат острова оказался тяжёлым. С открытием Америки европейское поселение Сан-Жоржи-да-Мина стало важным центром по отправке рабов в Новый Свет[30].

В Америке первыми европейцами, начавшими использовать труд африканских рабов, стали испанцы, обосновавшиеся на островах Куба и Гаити[31]. Первые рабы прибыли в Новый Свет в 1501 году[32]. Своего пика атлантическая работорговля достигла в конце XVIII века. В рабство обращали жителей внутренних областей Западной Африки, направляя за ними специальные экспедиции. Потребность в рабах из-за растущих европейских колоний была настолько велика, что на западе Африки возникли целые империи, существовавшие за счёт работорговли, в том числе Ойо и Бенинское царство. Постепенная отмена рабства в европейских колониях в течение XIX века привела к исчезновению таких государств, основанных на милитаристической культуре и перманентной войне, обеспечивающей поступление новых рабов[33]. Когда потребность европейцев в рабах снизилась, африканские рабовладельцы начали использовать рабов на собственных плантациях[34].

Отмена рабства

В середине XIX века, когда европейские державы начали масштабную колонизацию Африки, на континент пришли законы, запрещающие рабство. Иногда это приводило к противоречиям: колониальные власти, несмотря на запрет рабовладения, возвращали беглых рабов их владельцам[6]. В некоторых случаях рабство в колониях сохранялось вплоть до обретением ими независимости[35]. Антиколониальная борьба часто сводила рабов и их хозяев вместе, однако после обретения независимости они основывали оппозиционные друг другу партии[28]. В некоторых частях Африки рабство или сходные с ним формы личной зависимости сохраняются до сих пор и оказываются для современных властей трудноразрешимой проблемой[36].

Рабство, несмотря на почти повсеместный запрет во всём мире, остается проблемой. Рабами могу считаться более 30 миллионов жителей планеты[37][38] В Мавритании до 600 000 мужчин, женщин и детей, или 20 % населения являются рабами, в большинстве случаев находясь в кабальной зависимости[39][40] Рабство в Мавритании было объявлено незаконным только в августе 2007 года[41]. Во время Второй гражданской войны в Судане в рабство было обращено по различным оценкам от 14 000 до 200 000 человек[42]. В Нигере, где рабство отменили в 2003 году, по данным 2010 года почти 8 % населения остаются рабами[43][44].

Напишите отзыв о статье "Рабство в Африке"

Литература

  • Church Missionary Society. The slave trade of east Africa. — London: Church Missionary Society, 1869.
  • Faragher John Mack. Out of Many. — Pearson Prentice Hall, 2004. — P. 54. — ISBN 0-13-182431-7.
  • Reynolds Edward. Stand the Storm: A history of the Atlantic slave trade. — London: Allison and Busby, 1985.
  • The Human Commodity: Perspectives on the Trans-Saharan Slave Trade / Savage, Elizabeth. — London, 1992.
  • Wright, Donald R. [autocww.colorado.edu/~blackmon/E64ContentFiles/AfricanHistory/SlaveryInAfrica.html History of Slavery and Africa]. Online Encyclopedia.

Примечания

  1. Davidson, Basil. [books.google.co.za/books?id=Af608-N1mPEC&q=false The African Slave Trade]. — P. 46.
  2. [books.google.co.za/books?id=YrIjNMu5_vsC&q=Africans+were+equal+partners#v=snippet&q=Africans%20were%20equal%20partners&f=false Anne C. Bailey, ''African Voices of the Atlantic Slave Trade: Beyond the Silence and the Shame'']. — Books.google.co.za.
  3. Toyin Falola. [books.google.com/books?id=4DrFAAAAIAAJ Pawnship in Africa: Debt Bondage in Historical Perspective]. — Westview Press, 1994. — P. 22. — ISBN 978-0-8133-8457-3.
  4. 1 2 Owen 'Alik Shahadah. [www.africanholocaust.net/html_ah/holocaustspecial.htm The Legacy of the African Holocaust (Mafaa)]. Africanholocaust.net. Проверено 1 апреля 2005.
  5. Foner Eric. Give Me Liberty: An American History. — New York: W. W. Norton & Company, 2012. — P. 18.
  6. 1 2 3 4 5 6 7 8 Lovejoy Paul E. Transformations of Slavery: A History of Slavery in Africa. — London: Cambridge University Press, 2012.
  7. Ibn Battuta in Black Africa / Noel King (ed.). — Princeton, 2005. — P. 54.
  8. 1 2 Fage, J.D. (1969). «Slavery and the Slave Trade in the Context of West African History». The Journal of African History 10 (3): 393–404. DOI:10.1017/s0021853700036343.
  9. 1 2 3 Rodney, Walter (1966). «African Slavery and Other Forms of Social Oppression on the Upper Guinea Coast in the Context of the Atlantic Slave-Trade». The Journal of African History 7 (3): 431–443. DOI:10.1017/s0021853700006514.
  10. [www.museeouidah.org/Theme-Dahomey.htm Dahomey]. Ouidah Museum of History. Проверено 13 января 2010. [web.archive.org/web/20091221084425/www.museeouidah.org/Theme-Dahomey.htm Архивировано из первоисточника 21 декабря 2009].
  11. Foner Eric. Give Me Liberty: An American History. — New York: W.W. Norton & Company, Inc., 2012. — P. 18.
  12. 1 2 Snell Daniel C. Slavery in the Ancient Near East // The Cambridge World History of Slavery / Keith Bradley and Paul Cartledge. — New York: Cambridge University Press, 2011. — P. 4–21.
  13. 1 2 3 Alexander, J. (2001). «Islam, Archaeology and Slavery in Africa». World Archaeology 33 (1): 44–60. DOI:10.1080/00438240126645.
  14. Paul E. Lovejoy and David Richardson (2001). «The Business of Slaving: Pawnship in Western Africa, c. 1600–1810». The Journal of African History 42 (1): 67–89.
  15. 1 2 Johnson, Douglas H. (1989). «The Structure of a Legacy: Military Slavery in Northeast Africa». Ethnohistory 36 (1): 72–88. DOI:10.2307/482742.
  16. Wylie, Kenneth C. (1969). «Innovation and Change in Mende Chieftaincy 1880–1896». The Journal of African History 10 (2): 295–308. DOI:10.1017/s0021853700009531.
  17. 1 2 Henry Louis Gates Jr.. [www.nytimes.com/2010/04/23/opinion/23gates.html?_r=1&pagewanted=1&hp Ending the Slavery Blame-Game]. [www.nytimes.com/2010/04/23/opinion/23gates.html Архивировано] из первоисточника 23 апреля 2010. Проверено 26 марта 2012.
  18. 1 2 Manning, Patrick (1983). «Contours of Slavery and Social Change in Africa». American Historical Review 88 (4): 835–857. DOI:10.2307/1874022.
  19. [www.britannica.com/blackhistory/article-24159 Historical survey > The international slave trade]. Britannica.com.
  20. Pankhurst. Ethiopian Borderlands, p. 432.
  21. Willie F. Page Facts on File, Inc. [books.google.com/books?id=gK1aAAAAYAAJ Encyclopedia of African History and Culture: African kingdoms (500 to 1500), Volume 2]. — Facts on File, 2001. — P. 239. — ISBN 0816044724.
  22. [countrystudies.us/ethiopia/16.htm Ethiopia – The Interregnum]. Countrystudies.us.
  23. [www.africanholocaust.net/news_ah/ethiopianslavetrade.html Ethiopian Slave Trade].
  24. Heywood, Linda M.. «Slavery and its transformations in the Kingdom of Kongo: 1491-1800». The Journal of African History 50: 122. DOI:10.1017/S0021853709004228.
  25. 1 2 Meillassoux Claude. The Anthropology of Slavery: The Womb of Iron and Gold. — Chicago: University of Chicago Press, 1991.
  26. Kusimba, Chapurukha M. (2004). «The African Archaeological Review». Archaeology of Slavery in East Africa 21 (2): 59–88. DOI:10.1023/b:aarr.0000030785.72144.4a.
  27. Fage, J. D. A History of Africa. Routledge, 4th edition, 2001. p. 258.
  28. 1 2 Manning Patrick. Slavery and African Life: Occidental, Oriental, and African Slave Trades. — London: Cambridge, 1990.
  29. Manning, Patrick (1990). «The Slave Trade: The Formal Demography of a Global System». Social Science History 14 (2): 255–279. DOI:10.2307/1171441.
  30. John Henrik Clarke. Critical Lessons in Slavery & the Slavetrade. A & B Book Pub
  31. [www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/fields/2028.html?countryName=Haiti&countryCode=ha&regionCode=ca&#ha CIA Factbook: Haiti]. Cia.gov.
  32. [www.ukcouncilhumanrights.co.uk/webbook-chap1.html Health in Slavery]. Of Germs, Genes, and Genocide: Slavery, Capitalism, Imperialism, Health and Medicine. United Kingdom Council for Human Rights (1989). Проверено 13 января 2010. [web.archive.org/web/20080617150332/www.ukcouncilhumanrights.co.uk/webbook-chap1.html Архивировано из первоисточника 17 июня 2008].
  33. Bortolot, Alexander Ives [www.metmuseum.org/toah/hd/slav/hd_slav.htm The Transatlantic Slave Trade]. Metropolitan Museum of Art (originally published October 2003, last revised May 2009). Проверено 13 января 2010.
  34. Gueye Mbaye. The slave trade within the African continent // The African Slave Trade from the Fifteenth to the Nineteenth Century. — Paris: UNESCO, 1979. — P. 150–163.
  35. (2011) «[www.univie.ac.at/ecco/stichproben/20_Pelckmans_Hahonou.pdf West African Antislavery Movements: Citizenship Struggles and the Legacies of Slavery]». Stichproben. Wiener Zeitschrift für kritische Afrikastudien (20): 141–162.
  36. Dottridge, Mike (2005). «Types of Forced Labour and Slavery-like Abuse Occurring in Africa Today: A Preliminary Classification». Cahiers d'Études Africaines 45 (179/180): 689–712. DOI:10.4000/etudesafricaines.5619.
  37. [news.bbc.co.uk/2/hi/2010401.stm Millions 'forced into slavery'], BBC News (27 May 2002). Проверено 12 января 2010.
  38. "[edition.cnn.com/2013/10/17/world/global-slavery-index/ India, China, Pakistan, Nigeria on slavery's list of shame, says report]". CNN. October 18, 2013.
  39. [www.bbc.co.uk/worldservice/specials/1458_abolition/page4.shtml Modern slavery], BBC World Service. Проверено 12 января 2010.
  40. Flynn, Daniel. [www.alertnet.org/thenews/newsdesk/L01877550.htm Poverty, tradition shackle Mauritania's slaves], Reuters (1 December 2006). Проверено 12 января 2010.
  41. [news.bbc.co.uk/2/hi/africa/6938032.stm Mauritanian MPs pass slavery law], BBC News (9 August 2007). [web.archive.org/web/20100106014658/news.bbc.co.uk/2/hi/africa/6938032.stm Архивировано] из первоисточника 6 января 2010. Проверено 12 января 2010.
  42. [www.state.gov/p/af/rls/rpt/2002/10445.htm Slavery, Abduction and Forced Servitude in Sudan]. US Department of State (22 May 2002). Проверено 20 марта 2014.
  43. Andersson, Hilary. [news.bbc.co.uk/1/hi/programmes/from_our_own_correspondent/4250709.stm Born to Be a Slave in Niger], BBC News (11 February 2005). Проверено 12 января 2010.
  44. Steeds, Oliver. [abcnews.go.com/International/Story?id=813618&page=1 The Shackles of Slavery in Niger], ABC News (3 June 2005). Проверено 12 января 2010.

Отрывок, характеризующий Рабство в Африке

Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.


Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.


В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.