Рабство в Бразилии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Рабство в Бразилии (порт. Escravidão no Brasil) — основная модель эксплуатации человеческих ресурсов в подвластной Португалии колониальной Бразилии, а также в независимой Бразильской империи. Рабство стало важным видом хозяйственно-экономических отношений в стране, усиленный ввоз рабов с африканского побережья в Бразилию продолжался в течение нескольких веков. Рабский труд широко использовался на монокультурных плантациях, в надомной работе, а также при освоении месторождений полезных ископаемых[1].

Рабство официально оформилось вскоре после начала португальской колонизации Южной Америки в XVI веке и официально просуществовало до 13 мая 1888 года. Бразилия стала последней страной Южной Америки, официально отменившей рабство. В скрытой форме рабство и принудительный труд сохраняются в Бразилии до настоящего времени[2].





История

Основная масса рабов завозилась из подконтрольных португальцам же территорий в Африке (Ангола, Гвинея-Бисау, Бенин и др.). По некоторым оценкам, между 1501 и 1856 годами в Бразилию прибыло свыше 4 миллионов африканских рабов (кроме того, множество рабов погибло в пути от голода, болезней и кораблекрушений)[3]. Это почти в 10 раз больше числа негров, завезённых в США. В среднем раб мог выдержать 7 лет работы на плантации[4]. Особенно низкой продолжительность жизни была у занятых на рудниках. Хотя привезённые из Африки негры занимали низшую социальную ступень в расовой иерархии Бразилии, католическая церковь Португалии сделала многое для их постепенной эмансипации в социальном плане.

До начала ХХ века белые бразильцы составляли не более четверти населения страны, большая их часть смешалась с чёрным населением, образовав многочисленные смешанные и переходные расовые группы. Чёрное и цветное население освоило португальский язык, смешавшись как с белыми колонистами, так и с автохтонным индейским населением. Процесс интенсивной метисации позволил Бразилии избежать сегрегации и поляризации общества по расовому признаку, в отличие от США. Более того, многие чёрные и цветные рабы получали вольные грамоты от своих хозяев, часто вступая с ними и в интимные отношения. Но эти процессы не смогли до конца вытеснить так называемый колониальный менталитет большинства бразильцев, для которого присуща определённая связь между внешностью и социальным статусом[5][6].

Белый (или по крайней мере светлый) цвет кожи и европеоидные черты по-прежнему ассоциируются с высоким социальным статусом, а негроидные и индейские признаки — с бедностью и низким статусом, как и во времена рабства[5][6]. Тем не менее, границы между разными группами прозрачны и переход из одной группы в другую по крайней мере теоретически возможен, хотя на практике затруднён, особенно в последнее время, когда классы кристаллизовались по расовому признаку[5][6].

Сексуальные связи рабовладельцев с рабынями-негритянками привели к появлению многочисленного слоя мулатов в Бразилии[7]. Разнообразные ситуации и жизнь бразильцев времён рабства часто обыгрывается в разного рода телесериалах бразильского производства (например, «Рабыня Изаура»).

Из-за того, что рабство в Бразилии было отменено почти на четверть века позже, чем в США (1865), в Бразилию перебрались некоторые бывшие плантаторы-южане с Юга США. Бывшие «дикси» основали в Бразилии поселение Американа.

Отмена рабства

Рабство в Бразилии было отменено под нажимом Британской империи, которая отменила у себя рабство в 1809 году и считала, что «бесплатное» рабство якобы давало бразильской экономике несправедливые преимущества перед британскими колониями, в которых использовался труд бесправных рабочих-кули (в основном индийцев и китайцев). «Золотой закон» от 13 мая 1888 года (порт. Lei Áurea) окончательно отменил рабство в Бразилии. «День мулата» (порт. Dia do Mulato), 13 мая — памятный день бразильского календаря.

Ближайшим последствием отмены рабства стало ухудшение положения землевладельцев-фазендейру и экономики страны в целом, что стало одной из причин падения Бразильской империи через год. Кроме того, рабы были освобождены без земли, а значит они вынуждены были покинуть фазенды и латифундии и перебраться в нищенские кварталы крупных городов — фавелы, или пополнить армию пеонов.

Галерея

Напишите отзыв о статье "Рабство в Бразилии"

Примечания

  1. [lib7.com/amerika/1245-brazil-naselenie.html «Население Бразилии. Негры в Бразилии» (Этнография - Народы Америки).]
  2. [news.bbc.co.uk/hi/russian/news/newsid_2842000/2842409.stm BBC Россия, «Рабство в Бразилии. прошлое и настоящее».]
  3. [veja.abril.com.br/blog/ricardo-setti/tema-livre/vergonha-ainda-maior-novas-informacoes-disponiveis-em-um-enorme-banco-de-dados-mostram-que-a-escravidao-no-brasil-foi-muito-pior-do-que-se-sabia-antes/ VERGONHA AINDA MAIOR: Novas informações disponíveis em um enorme banco de dados mostram que a escravidão no Brasil foi muito pior do que se sabia antes (] (Portuguese). Проверено 16 марта 2015.
  4. Фернан Бродель. [www.krotov.info/lib_sec/02_b/ro/del_01.htm Что такое Франция?] — М.: Издательство Сабашниковых, 1997.
  5. 1 2 3 [www.post-gazette.com/pg/06360/748295-51.stm Documentary, Studies Renew Debate About Skin Color's Impact], Pittsburg Post Gazette (26 December 2006). Проверено 9 августа 2010.
  6. 1 2 3 [newsblogs.chicagotribune.com/race/2009/02/in-many-different-cultures-and-countries-around-the-world-skin-color-plays-a-huge-role-in-the-concept-of-beauty-lighter-ski/comments/page/2/ Is Light Skin Still Preferable to Dark?], Chicago Tribune (26 February 2010). Проверено 9 августа 2010.
  7. [dic.academic.ru/dic.nsf/sie/14387/%D0%A0%D0%90%D0%91%D0%A1%D0%A2%D0%92%D0%9E «Рабство» (Советская историческая энциклопедия)]

Отрывок, характеризующий Рабство в Бразилии

– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.