Рабство в Бутане
Рабство в Бутане было распространено до отмены в 1958 году[1][2]. Согласно историческим сведениям, к несвободным рабочим причислялись рабы, рабочие-кули и крепостные. Эти рабочие были в основном из периферии Бутана, Ассама и Сиккима, и составляли опору доденежной феодальной экономики королевства[2][3].
Рабство в Бутане было отменено в рамках модернизационных реформ по воле третьего Друк Гьялпо Джигме Дорджи Вангчука, который взошёл на престол в 1952 году в возрасте 25 лет. Порвав с рабством и феодализмом, король Джигме Дорджи провёл правовые реформы, предоставив бывшим рабам гражданство и право собственности на землю[4].
История
До введения денежной экономики в XIX веке и программы модернизации в середине XX века экономика Бутана была полностью основана на натуральной оплате и труде, в том числе рабском. В феодальной землевладельческой системе, в которой вся земля принадлежала суверену, крепостное право и служение зависимым владельцам земли было обычным явлением. Рядовые граждане, в свою очередь, были связаны Дриглам Намжа, и искали работу, например, на строительстве дзонгов, что являлось частью их налогового обязательства перед государством. Постепенный переход к феодальной денежной экономике был вызван военными и территориальными потерями Бутана перед англичанами, в результате чего правительство королевства стало получать ежегодные денежные субсидии. Эти денежные ресурсы, в конечном итоге, позволили убрать несвободный труд как основу экономики Бутана[1][2][3].
В Бутане существовал низший класс, к которому принадлежали военнопленные и их потомки, которые, как правило, были крепостными или даже рабами. Этот класс рабов был наиболее распространённым, однако многие другие принадлежали к аборигенам или коренным племенным народам, изначально жившим в деревнях, разбросанным по всему Бутану. Уголовники, которых иногда миловали и которым отменяли смертную казнь, становились рабами на всю оставшуюся жизнь. Общественное положение раба передавалось по наследству и варьировалось в зависимости от возраста, касты и пола. Взрослый раб мужского пола, принадлежавший высшей касте, мог на рабовладельческом рынке стоить до 20 рупий, а женщина низшей касты — 3 рупии. В XVIII веке в Бутан ежегодно в качестве рабов завозили сотни брахманов[3][5][6].
До XIX века Бутан осуществлял работорговлю с Сиккимом и Тибетом. В это время похищение британских подданных, а также репатриация сбежавших бутанских рабов, стали основными спорными моментами на фоне роста военных противостояний между Бутаном и Британской Индией. Позиция Великобритании сводилась к тому, что рабы должны были возвращаться добровольно, а не в результате их репатриации в Бутан[1][2][6][7].
В XIX веке англичане также боролись с рабством в соседнем Сиккиме и Куч-Бихаре. С 1877 года сбежавшие из Бутана рабы рассматривались британцами в качестве беженцев. Между тем, работорговля оставалась прибыльным источником дохода местных бутанских чиновников вблизи границы с Индией[1][2][7][8][9].
В начале XX века работорговля в Бутане была ограничена. В 1916 году король Угьен Вангчук провёл реформы, запретив продажу и покупку рабов, а также ограничив использование кули государственными должностными лицами, кроме случаев, когда это требовало состояние здоровья чиновника. Однако, несмотря на это, институт рабства остался практически нетронутым, сбежавшие рабы задерживались, а хозяин раба должен был компенсировать затраты задержавшему беглеца[2].
После отмены рабства большинство бывших рабов остались жить на прежнем месте. Многие из них стали рантье[5]. Сельские рабы, в том числе лхоцампа, боялись переселения и депортации. После земельной реформы и закона о гражданстве 1958 года они получили гражданство и стали преуспевать.
Напишите отзыв о статье "Рабство в Бутане"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 Sir Herbert Hope Risley. [books.google.com.ua/books?id=eesaAAAAYAAJ&redir_esc=y History of Sikkim and Its Rulers]. — The Gazetteer of Sikhim, 1894. — P. 14, 20.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 J. Claude White. [www.google.com.ua/books?id=ADxuAAAAMAAJ&redir_esc=y Appendix I – The Laws of Bhutan]. — Sikhim & Bhutan: Twenty-One Years on the North-East Frontier, 1887–1908. — New York: Longmans, Green & Co., 1909. — P. 11, 272–3, 301–10.
- ↑ 1 2 3 Robert L. Worden. [lcweb2.loc.gov/cgi-bin/query/r?frd/cstdy:@field(DOCID+bt0033) Social System] (англ.). Library of Congress Federal Research Division (1991). Проверено 21 апреля 2014.
- ↑ [www.bbc.com/news/world-south-asia-12641778 Bhutan profile] (англ.). BBC News online (5 May 2010). Проверено 22 апреля 2014.
- ↑ 1 2 [lcweb2.loc.gov/cgi-bin/query/r?frd/cstdy:@field(DOCID+bt0031) Ethnic Groups] (англ.). Library of Congress Federal Research Division (1991). Проверено 22 апреля 2014.
- ↑ 1 2 Jahnabi Gogoi. [books.google.com.ua/books?id=lTvmPLv5_V0C&redir_esc=y Agrarian system of medieval Assam]. — Concept Publishing Company, 2002. — P. 129. — ISBN 81-7022-967-7.
- ↑ 1 2 Shantiswarup Gupta. [books.google.com.ua/books?id=V7cBAAAAMAAJ&redir_esc=y British relations with Bhutan]. — Panchsheel Prakashan, 1974. — P. 79, 205–206.
- ↑ Kapileshwar Labh. [books.google.com.ua/books?id=sA4hAAAAMAAJ&redir_esc=y India and Bhutan]. — Sindhu Publications, 1974. — P. 70.
- ↑ Amar Kaur Jasbir Singh. [books.google.com.ua/books?id=4dq1AAAAIAAJ&redir_esc=y Himalayan triangle: a historical survey of British India's relations with Tibet, Sikkim, and Bhutan, 1765-1950]. — British Library, 1988. — P. 183, 279, 317.
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Рабство в Бутане
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.
Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
