Рабство в Мидии и Персии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Рабство в Мидии и Персии

Право господина над рабом было здесь безусловно. Рабы выполняли самые различные работы, смотря по местным условиям провинций: они стерегли стада (в степях Согдианы и центральных горных областях), обрабатывали землю, занимались торговлей и промышленностью (Лидия, Финикия и др.); богачи окружали себя толпами рабов в видах роскоши и удовольствий; при храмах были рабы-проституты, для гаремов воспитывались массы евнухов. В персидской армии рабы составляли значительное число; при Ксенофонте персидская кавалерия состояла преимущественно из рабов. В некоторых местах обычай предоставлял рабам несколько свободных дней в году, когда рабы не только могли не исполнять своих обязанностей, но ещё пользовались услугами своих господ. По закону, как сообщает Геродот, «за первую провинность ни одному персу не позволено было наказывать своего раба слишком строго», но затем господин мог делать с ним что угодно. Рабы не всегда были покорны своим господам, а иногда и восставали против них. Так было, напр., в Тире, где рабы перебили свободных людей и заняли их места.

Рабство в самой Персии имело некоторые особенности по сравнению с западными сатрапиями Державы Ахеменидов. Ко времени возникновения своего государства у персов рабство носило патриархальный характер и труд рабов не имел серьезного экономического значения. В результате завоеваний Персидской империи в сельском хозяйстве и ремесле стал интенсивно использоваться труд чужеземных рабов, однако массово он использовался только в царском хозяйстве и в имениях знати.[1]

Напишите отзыв о статье "Рабство в Мидии и Персии"



Примечания

  1. [www.mystic-chel.ru/east/iran/534.html Социальные отношения в Персии VI—IV вв. до н. э.].

См. также

Ссылки

Литература

  • Дьяконов, И.М. История Мидии от древнейших времен до конца IV века до н.э. // СПб., 2008. ISBN 9785846506350


При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Рабство в Мидии и Персии

Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке: