Равское соглашение

Рáвское соглашéние — союзные переговоры российского царя Петра Алексеевича и польского короля и курфюрста саксонского Августа II, проводившиеся 10—14 августа 1698 года в украинском городке Раве Русской при возвращении Петра из-за границы с Великим посольством.

Предыстория

Встреча государей в Раве была подготовлена предварительными переговорами между Петром и представителями Августа II: Бозе в Амстердаме и генералом Карловичем в Вене. Во время этой совершенно секретной встречи впервые обсуждался вопрос о создании коалиции с целью отвоевания у Швеции некогда захваченных ею прибалтийских земель. О содержании бесед не подозревали даже польские вельможи, окружавшие Августа. Обе стороны были чрезвычайно заинтересованы в заключении нового союза. Для России он открывал перспективу выхода к берегам Балтики, а следовательно и Европы; Август II же рассчитывал, захватив Лифляндию, укрепить своё положение в Речи Посполитой.

Значение переговоров

Неудача переговоров Великого посольства о поисках союзников в войне с Турцией побуждала Петра коренным образом пересмотреть свою внешнюю политику. После Равских переговоров активность русской дипломатии резко изменила своё направление. Однако дальше устного соглашения при свидании в Раве дело не пошло. Август II ещё слишком непрочно чувствовал себя на польском престоле, а Пётр понимал, что не может начать новую войну до окончания войны с Турцией.

Переговоры о союзе против Швеции возобновились уже в Москве, после вовлечения в Северный союз Дании и закончились подписанием 21 ноября 1699 года Преображенского союзного договора.

Литература

• Молчанов Н. Н. Дипломатия Петра Великого. — М.: Международные отношения, 1990

Отрывок, характеризующий Равское соглашение

– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.