Радзивилл, Екатерина

Екатерина Радзивилл
польск. Katarzyna Radziwiłłowa
портрет работы Джованни Болдини
Имя при рождении:	Екатерина Адамовна Ржевуская
Род деятельности:	польская писательница, аферистка
Подданство:	Российская империя Российская империя
Отец:	Адам Адамович Ржевуский
Мать:	Анна Дмитриевна Дашкова
Супруг:	Вильгельм Адам Карл Радзивилл
Дети:	Вацлав Николай Радзивилл

Княгиня Екатерина Радзивилл (1858—1941) — польская писательница и аферистка, представительница графского рода Ржевуских. Племянница Каролины Собаньской и Эвелины Ганской, кузина светской львицы Марии Клейнмихель.

Биография

Екатерина Адамовна Ржевуская родилась в 1858 году в семье русского генерала Адама Ржевуского. В 15 лет вышла замуж за Вильгельма-Адама Радзивилла (1845—1911), представителя немецкой ветви Радзивиллов. Сын — Николай Вацлав Радзивилл (1880—1914).

Вместе с французской писательницей Жюльеттой Адам считается одним из авторов скандальной серии книг об обществе европейских столиц и королевских дворах, выходивших под псевдонимом Count Paul Vasili («граф Павел Василий»). Кроме того, опубликовала множество книг о европейских монархах, политиках и других знаменитостях под своим именем. Книги Екатерины Радзивилл носят характер, как сейчас бы сказали, чёрного пиара, многие описываемые ею личности показываются в негативном свете. Часть из её книг имеет явную анти-Романовскую и антирусскую направленность, часть (особенно книги, написанные для американской публики во время первой мировой войны) антинемецкую и антиавстрийскую.

У Вышнеградского же я встречал очень интересную особу — княгиню Радзивилл (Она была урожденная Ржевуская.); эта княгиня Радзивилл была очень красива собою, муж же её был совершенно ничтожный человек. По-видимому, за нею ухаживал или, по крайней мере, увлекался ею Иван Алексеевич Вышнеградский. Эта княгиня Радзивилл впоследствии оказалась большою авантюристкой.<…>

Так вот эта самая Радзивилл, о которой я уже говорил, она, попросту, жила с Черевиным, а поэтому имела некоторое влияние в Петербургском обществе, так как Черевин был влиятельным человеком, а вследствие этого и княгиня Радзивилл могла оказывать некоторое влияние.

После смерти Черевина у неё обнаружились не вполне чистые дела, и она переехала в Англию.

— Витте С. Ю. 1849—1894: Детство. Царствования Александра II и Александра III, глава 15 // [az.lib.ru/w/witte_s_j/text_0010.shtml Воспоминания]. — М.: Соцэкгиз, 1960. — Т. 1. — С. 331, 335-336. — 75 000 экз.

В 1890-х муж расстался с ней и забрал детей. Около 1900 Екатерина Радзивилл уехала в Южную Африку. Была близка к Сесилю Родсу. Впоследствии у неё произошёл с Родсом конфликт, и она подала на него в суд, обвиняя в мошенничестве. Суд, однако, решил дело не в её пользу, признав представленные ею документы с подписью Родса поддельными. В результате она провела в тюрьме около года. В 1906 Вильгельм Радзивилл развелся с ней. Впоследствии она вышла замуж за шведского инженера и предпринимателя Карла Эмиля Колб-Данвина (Karl Emile Kolb-Danvin), с которым переехала в США, однако в 1917 он умер. После этого остаток жизни жила в Нью-Йорке.

Ей принадлежит значительная роль в истории так называемых протоколов сионских мудрецов. Екатерина Радзивилл утверждала, что протоколы были изготовлены русскими журналистами Матвеем Головинским и Манасевичем-Мануйловым по заданию Охранки в 1904 и переданы С. А. Нилусу. Однако это противоречит хронологии событий: Протоколы были опубликованы в России до Нилуса, П. Крушеваном в газете «Знамя» в 1903.

В литературе

• Валентин Пикуль посвятил ей рассказ «Дама из Готского альманаха».

Книги

[PV] — книги, вышедшие под псевдонимом Count Paul Vasili, какие из них написаны Екатериной Радзивилл, точно неизвестно.

• La Société de Berlin: augmenté de lettres inédites. 1884 [PV]
• La Société de Saint-Pétersbourg: augmenté de lettres inédites. 1886 [PV]
• La Société de Vienne: augmenté de lettres inédites. 1885 [PV]
• La Société de Londres: augmenté de lettres inédites. 1885. [PV]
• La Société de Rome. 1887. [PV]
• La Société de Madrid. 1886. [PV]
• La Sainté Russie; la cour, l’armée, le clerge, la bourgeoisie et le peuple. 1890. [PV]
• The Resurrection of Peter. A Reply to Olive Schreiner. 1900. [ i.e. to Schreiner’s book: Trooper Peter Halkett of
• Mashonaland (1897)]
• My Recollections. 1904
• Behind the Veil at the Russian Court. 1914 [PV]
• France from Behind the Veil: The Fifty Years of Social and Political Life. 1914. [PV]
• Memories of Forty Years. 1914.
• The Royal Marriage Market of Europe. 1915.
• The Austrian Court From Within. 1916
• Sovereigns and Statesmen of Europe. 1916
• Because it was Written. [fiction]. 1916
• The Black Dwarf of Vienna, and other weird stories. 1916
• Germany under Three Emperors. 1917
• The Tragedy of a Throne. [Ludwig of Bavaria] 1917 [HE]
• Cecil Rhodes, Man and Empire-maker. 1918
• Russia’s Decline and Fall: The Secret History of a Great Debacle. 1918
• Confessions of the Czarina. 1918 [PV]
• Rasputin and the Russian Revolution. 1918
• The Disillusions of a Crown Princess; Being the Story of the Courtship and Married Life of Cecile, ex-Crown Princess of Germany. [Cecilie of Mecklenburg-Schwerin (1886—1954) married to Frederich Wilhelm (1882—1951), son of Wilhelm II]. 1919. [PV]
• The Firebrand of Bolshevism; The True Story of the Bolsheviki and the Forces That Directed Them. 1919
• Secrets of Dethroned Royalty. 1920
• Those I Remember. 1924
• They Knew the Washingtons; Letters from a French Soldier with Lafayette and from his Family in Virginia, translated by * Princess Radziwill. [perhaps written by Princess Radziwill]. 1926
• The Intimate Life of the Last Tzarina. 1928
• Child of Pity: The Little Prince [the Tsarevitch] Rides Away. 1930
• Nicholas II: The Last of the Tsars. 1931
• The Taint of the Romanovs. 1931
• It Really Happened; An Autobiography by Princess Catherine Radziwill. 1932
• The Empress Frederick. [Victoria Adelaide Mary Louisa (1840—1901), oldest daughter of Queen Victoria; married German emperor Friedrich III (1831—1888)]. 1934

Отрывок, характеризующий Радзивилл, Екатерина

– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…