Радзивилл, Удальрик Криштоф
| Удальрик Криштоф Радзивилл польск. Udalryk Krzysztof Radziwiłł<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Удальрик Криштоф Радзивилл</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1734 — 1762 | |||
| Предшественник: | Михаил Казимир Радзивилл Рыбонька | ||
| Преемник: | Михаил Бжостовский | ||
| |||
| 1762 — 1763 | |||
| Предшественник: | Михаил Бжостовский | ||
| Преемник: | Антоний Тизенгауз | ||
| Рождение: | 5 января 1712 Дятлово, Слонимский повет | ||
| Смерть: | 21 июля 1770 (58 лет) | ||
| Род: | Радзивиллы | ||
| Отец: | Николай Фаустин Радзивилл | ||
| Мать: | Барбара Завиша-Кезгайло | ||
| Супруга: | 1) Софья Рей
2) Элеонора Каменская | ||
| Дети: | от второго брака:Матеуш | ||
| Награды: |
| ||
Биография
Представитель несвижской линии богатейшего и знатнейшего литовского магнатского рода Радзивиллов герба Трубы. Старший сын воеводы новогрудского, князя Николая Фаустина Радзивилла (1688—1746), и Барбары Завиши (1690—1770). Младшие братья — Альбрехт, Ежи и Станислав Радзивиллы.
Получил образование колледже ордена пиаров в Варшаве, затем изучал военное дело в рацарской школе в Легнице (Силезия). В 1734 году Удальрик Криштоф Радзивилл получил должность конюшего великого литовского. В 1739-1746 годах владел минским староством. В 1743 году получил чин генерал-майора литовской кавалерии. С 1747 года — генеральный региментарий войск Великого княжества Литовского. В 1748 году стал генерал-лейтенантом литовской армии. Получал пенсию от российского правительства и был сторонником Пруссии. В 1730, 1733, 1736, 1746, 1764 и 1767 годах избирался послом на сеймы. В 1762 году был назначен писарем великим литовским.
В 1749 году Удальрик Криштоф Радзивилл командовал походом против украинских гайдамаков, который описал в печатном «Диариуше» («Diariusz podjazdu mojego na hajdamaków»), без указания года и места издания.
Значительную часть своей жизни провёл в своих имениях на Волыни. Безуспешно пытался участвовал во внутренней политике Речи Посполитой, выступал в защиту пранципа «Liberum veto». Согодня он характеризуется как эксцентричный и дальновидный, способный и начитанный человек, склонный к авантюризму. Собрал большую библиотеку, знал много языков, в том числе греческий, немецкий, французский, итальянский и английский.
Удальрик Криштоф Радзивилл оставил после себя более 50 работ в стихах и прозе. Среди них «Описание забот людей всех сословий» (1741), «Моральные элегии» (1752), «Светская критика, или Сатира», в рукописи. Перевел на польский язык произведения Софокла, Корнеля, Расина.
Семья
Удальрик Криштоф Радзивилл был дважды женат. 1 сентября 1740 года в Красныставе женился на Софье Рей (1716—1748), от брака с которой не имел детей. Вторично женился на Элеоноре Каменской (ум. после 1774). Дети:
- Матеуш Радзивилл (1768—1818), генерал русской армии
Напишите отзыв о статье "Радзивилл, Удальрик Криштоф"
Литература
- Вялікае княства Літоўскае: Энцыклапедыя. У 3 т. / рэд. Г. П. Пашкоў і інш. Т. 2: Кадэцкі корпус — Яцкевіч. — Мінск: Беларуская Энцыклапедыя, 2005. — 788 с.: іл. ISBN 985-11-0378-0.
- Borek P. O tym jak książę Udalryk Radziwiłł hajdamaków gromił // Radziwiłłowie: Obrazy literackie. Biografie. Świadectwa historyczne. Lublin. 2003.
Отрывок, характеризующий Радзивилл, Удальрик Криштоф
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
