Радзивилл, Франц
Поделись знанием:
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
| Франц Радзивилл |
Франц Радзивилл (нем. Franz Radziwill; 6 февраля 1895, Штрохаузен, Ольденбург — 13 августа 1983, Вильгельмсхафен) — немецкий художник, работал в стиле «новой вещественности».
Жизнь и творчество
- 1909—1913 — обучение на каменщика, затем изучение архитектуры в Высшей Государственной Технической школе, одновременно посещение вечерних курсов по промышленной графике и черчению в школе искусств в Бремене
- 1915—1917 — служба в армии, участие в военных действиях и плен
- 1919 — возвращение из плена в Германию
- 1920—1923 — пребывание в Берлине, участие в художественной группе Берлинский сецессион. Знакомство и дружба с художниками Отто Диксом и Жоржем Гросом, оказавшими решающее влияние на тематику работ Радзивилла и его манеру рисунка
- 1925 — первая персональная выставка работ в Ольденбурге
- 1923 — переезжает в Дангаст
- 1927 — выставка в галерее Бруно Кассирера в Берлине
- 1927—1928 — работает в художественном ателье Отто Дикса в Дрездене
- 1929 — участвует в выставке «Новая вещественность» в амстердамском Стеделийк-музее.
- 1931 — вступление в Ноябрьскую художественную группу
- 1933 — профессор Художественной академии в Дюссельдорфе (до него эту должность занимал Пауль Клее), участвует в выставке «Новая немецкая романтика», организованной обществом Кестнера в Ганновере
- 1935 — изгоняется нацистами из академии, художнику запрещено заниматься преподаванием и рисованием
- 1937 — обвинён в принадлежности к «дегенеративному искусству»
- 1939—1945 — призван на военную службу
- 1963 — присуждение художнику Римской премии, проживание на Вилле Массимо
Избранные полотна
- «Смертельный полёт лётчика Карла Бухштеттера». 1928. Музей Фолькванг. Эссен
- «Гавань с „Кап Популония“ и жёлтым матросом». 1921. Частное собрание
- «Пейзаж с домом художника». 1930. Частное собрание
- «Водонапорная башня в Бремене». 1931. Частное собрание
- «Утро». 1937. Галерея Мутина. Модена
Напишите отзыв о статье "Радзивилл, Франц"
Литература
- S.Michalski: Neue Sachlichkeit, Köln 2003
- Die Welt der Malerei, Köln 1990.
Примечания
Отрывок, характеризующий Радзивилл, Франц
Балага было пошел из комнаты.– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
