Радзивилл, Христофор Перун

Христофор Николай Радзивилл
Христофор Радзивилл. Марчелло Бачиарелли, 1781.
Дата рождения:	9 февраля 1547(1547-02-09)
Место рождения:	Вильна
Гражданство:	Речь Посполитая
Дата смерти:	20 ноября 1603(1603-11-20) (56 лет)
Место смерти:	дер. Лососня, ныне часть Гродно
Отец:	Николай Радзивилл Рыжий
Мать:	Катерина Томицкая
Супруга:	1) Екатерина Анна Собек 2) Екатерина Острожская 3) Екатерина Тенчинская 4) Елизавета Софья Острожская
Дети:	от первого брака: Барбара и Николай Михник от второго брака: Януш от третьего брака: Елизавета и Христофор

Христофо́р Никола́й Радзиви́лл по прозвищу Перу́н (9 февраля 1547, Вильна — 20 ноября 1603) — военный и государственный деятель Великого княжества Литовского. Кравчий литовский в 1567—1569, подчаший литовский в 1569—1579, гетман польный литовский в 1572—1589, каштелян трокский в 1579—1584 и одновременно подканцлер литовский в 1579—1585, воевода виленский с 1584, гетман великий литовский с 1589 года.

Староста кокенгаузский, солецкий, жежмаряйский, ужендувский, аинский, борисовский, новомысский. Князь (Reichsfürst) Священной Римской империи.

Биография

Представитель биржайско-дубинковской линии рода Радзивиллов, сын Николая Радзивилла Рыжего и Катерины Томицкой. Получил домашнее образование.

В 1564 году, будучи семнадцатилетним, Христофор вместе с отцом принял участие в Ливонской войне, боевое крещение принял в битве на Уле. Он показал себя сообразительным молодым воином и заслужил прозвище Перун. В 1567 году назначен ротмистром конной роты. В тот же год начал и гражданскую карьеру, заняв должность крайчего литовского. Спустя два года стал подчашим.

В 1572 году назначен гетманом польным литовским, занимался обороной юго-восточной границы Великого княжества Литовского. В 1577 году Иван IV вновь вторгнулся в Ливонию, начав последний этап войны, продолжавшийся пять лет. В 1580 году Радзивилл взял замок Усвяты, провёл успешное сражение при Великих Луках и возглавил осаду города. Участвовал в походе Стефана Батория на Псков, в 1581 году четырёхтысячный отряд Христофора Радзивилла совместно с двухтысячным отрядом Филона Кмиты-Чернобыльского совершил конный рейд к верховьям Волги, чтобы русские не смогли собрать силы для снятия осады Пскова. С 5 августа по 22 сентября 1579 года его войска прошли 1 400 километров через Витебск, Ржев, Старицу, в которой останавливался сам царь Иван IV, Торопец и Старую Руссу у озера Ильмень, неоднократно вступая в сражение с русскими войсками. Осада Пскова и рейд Радзивилла вынудили Ивана IV подписать перемирие.

После смерти отца в 1584 году был назначен на ранее занимаемую отцом должность воеводы виленского. Будучи одним из наиболее влиятельных людей в государстве, выступал за независимость Великого княжества Литовского, после смерти Стефана Батория был одним из тех, кто поддерживал план избрания королём польским и великим князем литовским русского царя Фёдора Ивановича.

В 1589 году был назначен гетманом великим литовским. В 1594—1596 годах сражался с отрядами повстанцев Наливайко. С начала польско-шведской войны командовал войсками в Ливонии В 1601 году отразил наступление шведской армии под Кокенгаузеном и освободил крепость Венден.

В правление Сигизмунда Вазы перешёл в оппозицию, но заботился о сохранении нормальных отношений с монархом. Подобно отцу, брату и племяннику, он был ярым кальвинистом и сторонником протестантской церкви, отстаивал позиции протестантов во время контрреформации. В 1584 году построил две евангелические церкви в Биржах и Радзивиллишках, а в 1595 году — усадьбу Радзивиллов в Папилисе. Помогал биржайской гимназии и школе в Кейданах. При его дворе находилось множество видных мыслителей и поэтов того времени, таких как Андрей Римша, Гальяш Пельгримовский, Соломон Рысинский и Андрей Волан.

Владел одной из крупнейших латифундий в Великом княжестве Литовском. Основные владения Христофора находились на территории современной Литовской республики. До 1575 года были перегорожены реки Апащя и Аглуона, и болото карстового происхождения Ширвенос превратилось в первый искусственный водоём в Литве, площадь его составляла 400 гектаров. Строительство бастионов крепости итальянского типа началось в 1586 году, а завершилось в 1589 году. Биржайский замок стал важным опорным пунктом Великого княжества Литовского и фамильной резиденцией Радзивиллов. 1 мая 1589 года Биржам было предоставлено магдебургское право. В 1600 году Христофор устроил брак своего сына Януша с княжной Софьей Олельковной, после смерти которой в 1612 году все многочисленные владения Олельковичей перешли Радзивиллам.

Семья

Первым браком он сочетался 17 января 1571 года в замке в Сольце с Катериной Анной Собек (польск. Katarzyna Anna Sobkówna, ?-1576) из Сулейова, герба Брохович, дочери старосты варшавского и солецкого, от которой имел дочь Барбару и умершего в детстве сына Николая (Михника, польск. Michnik, 1574—1577); после смерти первой жены Радзивилл получил в 1578 году Солецкое староство. В 1560 году женился на Катерине Острожской (1560— 3.08.1579) герба Огоньчик и Лелива, дочери воеводы киевского, от которой имел сына Януша. Третьей его женой была Катерина Тенчинская (1544— 19.03.1592) из Тенчина, герба Топор, дочь краковского воеводы Станислава Габриэля Сангушко, от которой родились дочь Елизавета (Эльжбета, Гальшка польск. Elżbieta, Halszka) и сын Христофор; в приданое за Катерину Тенчинскую Радзивилл получил староство ужендувское. Четвёртый брак в 1593 он заключил с Елизаветой Софией Острожской (ок. 1560—1599, польск. Elżbieta (Halszka) Zofja z Ostrogskich), вдовой Яна Кишки и родной сестрой своей второй жены Катерины Острожской, брак был бездетным.

Похоронен в мавзолее Кедайняйской евангелической реформатской церкви.

Литература

• Bernhard von Poten: Handwörterbuch der gesamten Militärwissenschaften. Band 8, Bielefeld und Leipzig 1880, S. 82

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Радзивилл, Христофор Перун

Отрывок, характеризующий Радзивилл, Христофор Перун

– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.