Радзиевский, Алексей Иванович

Алексей Иванович Радзиевский
Дата рождения	31 июля (13 августа) 1911(1911-08-13)
Место рождения	Умань, Киевская губерния, Российской империи; ныне Черкасская область, Украина
Дата смерти	30 августа 1979(1979-08-30) (68 лет)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	кавалерия, бронетанковые войска, пехота
Звание
Командовал	2-я гвардейская танковая армия, Северная группа войск, Туркестанский военный округ, Одесский военный округ, Военная академия имени М. В. Фрунзе
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии	Других государств:

Алексе́й Ива́нович Радзие́вский (31 июля (13 августа) 1911 — 30 августа 1979) — советский военачальник, генерал армии. Герой Советского Союза (1978).

Биография

Алексей Иванович Радзиевский родился в Умани Киевской губернии в семье дворян. Отец Радзиевский Иван Филиппович до революции служил в Министерстве почт и телеграфов Российской империи, а мать — Радзиевская Ксения Григорьевна, урождённая Жуковская.

Учился в средней школе и одновременно с 12 лет работал формовщиком на силикатном заводе в городе Умань.

В 1929 году поступил в кавалерийскую школу, указав в анкете про своё рабочее происхождение. После окончания в 1931 году кавалерийской школы командовал кавалерийским взводом, затем эскадроном. В 1938 году А. И. Радзиевский с отличием окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе.

После окончания академии был распределён в Вашингтон для прохождения службы в аппарате военного атташе посольства СССР, однако отказался от распределения, после чего был назначен на должность помощника начальника 1-й части штаба 18-й горно-стрелковой дивизии Средне-Азиатского военного округа, город Кушка. В 1941 году он окончил Военную академию Генерального штаба.

Великая Отечественная война

В Великую Отечественную войну майор Радзиевский с июля 1941 года — начальник штаба 53-й (затем 4-й гвардейской) кавалерийской дивизии на Западном и Юго-Западном фронтах. Принимал участие в оборонительных боях под Москвой, а затем в контрнаступлении войск Западного фронта в Битве за Москву. С декабря 1941 года — начальник штаба 2-го гвардейского кавалерийского, с июля 1942 года — начальник штаба 1-го гвардейского кавалерийского корпусов. В составе 1-го гвардейского кавалерийского корпуса участвовал в боях под Харьковом, на Северском Донце, в форсировании Днепра, а также в освобождении Киева, Житомира и других городов. Генерал-майор (17.11.1943).

С февраля 1944 года генерал А. И. Радзиевский занимал должности начальника штаба 2-й танковой армии на 2-м Украинском фронте. 2ТА прославила свои знамёна в Уманско-Ботошанской операции в марте-апреле 1944 года, которая эффектно завершила освобождение Правобережной Украины (за 20 дней армия с непрерывными боями прошла свыше 240 километров). Генералу Радзиевскому довелось планировать действия армии и лично участвовать в боевых действиях за освобождение родного города Умань. Летом 1944 года сражался в Белорусской стратегической операции в составе 1-го Белорусского фронта, в котором вместе с армией воевал до конца войны.

В июле 1944 года, после тяжелого ранения командующего войсками армии генерала С. И. Богданова, А. И. Радзиевский был назначен исполняющим должность командующего армией. В ходе уникальной Люблин-Брестской операции прорыва армия осуществила 500-километровый бросок и приняла участие в битве у стен Варшавы. Генерал-лейтенант (2.11.1944). В ноябре 1944 года за массовый героизм личного состава и умелые действия командования 2-я танковая армия получила гвардейское звание и стала именоваться 2-й гвардейской танковой армией. После возвращения Богданова в строй с 8 января 1945 года — вновь начальник штаба 2-й гвардейской танковой армии. В последний год войны хорошо проявил себя в Висло-Одерской, Восточно-Померанской и Берлинской операциях. В составе 2-й гвардейской танковой армии участвовал в освобождении польских городов Люблин, Седльце, Лукув, Варшава и других, в штурме Берлина.

В 1945 году два раза представлялся к званию Героя Советского Союза, но был награждён двумя орденами Суворова 1 степени.

За время войны Радзиевский был 13 раз упомянут в благодарственных в приказах Верховного Главнокомандующего

Послевоенное время

После войны служил на ответственных должностях в Северной группе войск на территории Польши: с 1945 года по 1947 год занимал должность начальника штаба армии, с 28 мая 1947 года по 17 сентября 1950 год — командующий 2-й гвардейской танковой армией. С 1950 года — командующий Северной группой войск.

С июля 1952 года Алексей Иванович Радзиевский командовал войсками Туркестанского военного округа. С апреля 1953 года он был начальником бронетанковых и механизированных войск Вооружённых сил СССР. Генерал-полковник (3.08.1953). С мая 1954 года командовал войсками Одесского военного округа.

С июля 1959 года он был назначен первым заместителем начальника Военной академии Генштаба Вооружённых Сил СССР (с 1961 года — профессор). С ноября 1964 по март 1965 года исполнял должность начальника академии.

С апреля 1968 года он был начальником Главного управления военно-учебных заведений Министерства обороны СССР, а с июля 1969 по февраль 1978 года начальником Военной академии имени М. В. Фрунзе.

Постановлением Совета Министров СССР от 3 ноября 1972 года ему было присвоено воинское звание генерал армии.

С февраля 1978 года А. И. Радзиевский — военный инспектор-советник Группы генеральных инспекторов Министерства обороны СССР.

21 февраля 1978 года генералу армии Алексею Ивановичу Радзиевскому указом Президиума Верховного Совета СССР было присвоено звание Героя Советского Союза.

Алексей Иванович Радзиевский был депутатом Верховного Совета СССР 5-го созыва.

Умер А. И. Радзиевский 30 августа 1979 года. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

Воинские звания

• подполковник (1941)
• полковник (1942)
• генерал-майор (17.11.1943)
• генерал-лейтенант (02.11.1944)
• генерал-полковник (03.08.1953)
• генерал армии (02.11.1972)

Награды

• Медаль «Золотая Звезда» Героя Советского Союза № 11294 (21.02.1978);
• два ордена Ленина (1954, 21.02.1978);
• шесть орденов Красного Знамени (в т.ч. 03.11.1941, 02.04.1943, 15.12.1943, 17.09.1944, 1949 );
• два Ордена Суворова 1 степени (06.04.1945, 29.05.1945);
• орден Кутузова 1 степени (23.08.1944);
• орден Суворова 2 степени (10.01.1944);
• орден Трудового Красного Знамени;
• орден Красной Звезды (03.11.1944 );
• орден «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» 3-й степени (30.04.1975);
• медали СССР.

Иностранные награды

• Командор ордена Британской Империи Великобритания (1944);
• Командор ордена Возрождения Польши;
• Кавалер ордена Virtuti Militari III степени;
• Кавалер креста Грюнвальда II степени;
• Кавалер креста Храбрых;
• Орден Народной Республики Болгария;
• Орден Красного Знамени (Монголия);
• медали.

Труды

• Радзиевский А. И. Танковый удар. — М.: Воениздат, 1977.
• Радзиевский А. И. Прорыв. — М.: Воениздат, 1979.

Память

Именем Алексея Ивановича Радзиевского названы судно Министерства рыбного хозяйства, улица в городе Умань.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=3977 Радзиевский, Алексей Иванович]. Сайт «Герои Страны».

• [www.peoplepress.ru/people-74586.html Радзиевский Алексей Иванович на сайте «People PRESS»].

Отрывок, характеризующий Радзиевский, Алексей Иванович

– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.