Радио и телевидение Хорватии

Радио и телевидение Хорватии
Штаб-квартира Загребской телерадиокомпании
Дата основания	1 января 1993 года
Дата закрытия	2010 год
Язык	хорватский
Веб-сайт	[www.hrt.hr/ .hr]

Радио и телевидение Хорватии (хорв. Hrvatska radiotelevizija, HRT) — общественная телерадиокомпания, основанная в Загребе, поддерживающая работу пяти теле- и радиоканалов (в том числе 1 региональную радиостанцию, 1 международная радиостанция, 1 международный телеканал).

История

Радио Загреб

Основы радиовещания в Хорватии были заложены в марте 1924 года благодаря группе видных представителей интеллигенции и предпринимателей, которыми был основан Загребский радиоклуб. Председателем клуба был избран астроном и физик Отон Кучера. В радиоклубе состояло 136 человек: 124 загребчанина и 12 жителей других городов. Издавался журнал «Радио-шпорт» (хорв. Radio-šport), который сыграл важную роль в развитии радиовещания. После двух лет усилий члены радиоклуба сумели получить все концессии и иные государственные разрешения для открытия радиостанции Загреба. Вещание началось 15 мая 1926 в 20:30 с исполнения гимна Хорватии и выступления режиссёра Иво Стерна и ведущей Божены Бегович (длина волны — 350 метров). «Привет, привет! Говорит Радио Загреба» — это первые слова, которые были сказаны Бегович. На территории Загребской дирекции почты и телеграфа было зарегистрировано 50 радиоприёмников.

В сезоне 1927/1928 при помощи телефонной станции через Вену Радио Загреб подключилось к Сети центрально-европейских станций, куда входили радиостанции Вены, Праги, Варшавы, Будапешта и других городов, а в июне 1928 года было принято в Международный союз радиовещания в Женеве как представитель Королевства сербов, хорватов и словенцев, в котором других радиовещательных станций не было, как и во всей Юго-Восточной Европе. Первые 14 лет радиостанция Загреба принадлежала АО «Радио Загреб». 1 мая 1940 Радио Загреб было национализировано Хорватской бановиной. 10 апреля 1941 по радиостанции Славко Кватерник объявил о провозглашении Независимого государства Хорватии. На основе радио Загреба была создана радиостанция «Hrvatski krugoval», а Радио Загреб стало называться Государственной радиостанцией Загреба. После падения НГХ Радио Загреб снова стало государственным и общественным радиовещателем.

Дирекция радиовещания располагалась в доме 9 на Марковой площади, затем переехала на Валашскую улицу в дом 116, а потом на Шубичеву улицу в дом 20.

Начало телевещания

15 мая 1956, к 30-летию с начала вещания Радио Загреба в Томиславовом доме на Слеме началась работа первого телевизионного передатчика в Югославии и на Западных Балканах. Основателем и первым генеральным директором Радио и телевидения Загреба был народный герой Югославии Иван Шибл, именем которого была учреждена премия журналистам HRT. 7 сентября 1956 началось вещание Загребского телевидения с церемонии официального открытия загребской ярмарки на южном побережье Савы, которое стало регулярным с 19 ноября. Центром экспериментального вещания Загребского телевидения стал тогда дом 4 по улице Юришичевой. 12 мая 1957 состоялся первый прямой эфир футбольного матча со стадиона «Максимир», а 14 июня состоялся показ международного спортивного конкурса «Гимнаэстрада» (сербохорв. Gymnaestrada). Тогда же в распоряжении Загребского телевидения появился и свой автомобиль.

До 1958 года у Загребского телевидения была своя служба новостей с особой информационной передачей, которую закрыли из-за каких-то внутриполитических конфликтов, а возвращение её было возможно только после либерализации страны с уходом Александра Ранковича и серии реформ при помощи сотрудников, готовых поддержать телестудию. Телевидение усилило своё влияние, и в 1962 году в Рабочем доме на Шубичевой улице была открыта новая крупная телестудия. 23 июля 1962 началось спутниковое вещание зарубежных телеканалов в СФРЮ через спутник связи Telstar. Ещё один крупный технологический сдвиг произошёл 8 апреля 1963, когда состоялась первая магнитоскопическая телетрансляция, а 15 мая 1966 в День радио и телевидения благодаря новому UHF-передатчику мощностью 10 кВт на радиовышке в Слемене состоялся первый сеанс цветного телевещания. С 1964 года также вещала третья загребская радиостанция (Radio Zagreb 3). 1 октября 1968 после долгой паузы была образована собственная телепрограмма новостей на Загребском телевидении, ведущим которой стал новый главный редактор и депутат Сабора СР Хорватии Иво Боянич.

Развитие в 1970-е и 1980-е

Телеканалы и радиостанции

Основные телеканалы

• HRT 1 — новости, документальные фильмы, религиозные, ток-шоу и фильмы
• HRT 2 — спорт, музыка, зарубежные сериалы и фильмы, образовательные программы

Вещают через эфирное (DVB-T, ранее - аналоговое телевидение), кабельное, спутниковое телевидение и IPTV.

Специализированные телеканалы

• HRT 3 — семейный канал
• HRT 4 — новости и документальный канал
• HRT Plus — архив HRT

Вещают через эфирное (DVB-T), кабельное, спутниковое телевидение и IPTV.

Международные телеканалы

• Slika Hrvatske — программа для хорватов за рубежом

Радиостанции

• HR 1 — информационные программы, религиозные, образовательные и научные программы, этническая музыка
• HR 2 — отечественная и зарубежная поп-музыка, региональные программы
• HR 3 — новости культуры и искусства, радиоспектакли, классическая и джазовая музыка
• Региональные радиостанции
  • HRT Radio Sljeme
  • HRT Radio Rijeka
  • HRT Radio Pula
  • HRT Radio Osijek
  • HRT Radio Split
  • HRT Radio Zadar
  • HRT Radio Knin
  • HRT Radio Dubrovnik

Доступны через эфирное радиовещание (аналоговое на УКВ CCIR, HRT Radio Osijek ранее на СВ) и интернет.

Международные радиостанции

• HRT – Glas Hrvatske - сеть международных радиоблоков, на:
  • хорватском,
  • английском,
  • немецком и
  • испанском.

Доступны через эфирное радиовещание (аналоговое на КВ, ранее на СВ) и интернет (текстовый контент, на хорватском - также и потоковое вещание).

HRT в Интернете

• Сайт hrt.hr на ховатском, страница Голоса Хорватии на хорватском и других языках
• Страница HRT на youtube
• Страница HRT в facebook
• Страницы Голоса Хорватии на хорватском и других языках

Управление и финансирование

Высший орган - Наблюдательный совет (Nadzorni odbor), избирается Хорватским Сабором, высшее должностное лицо - Генеральный директор (Glavni ravnatelj), избирается Хорватским Сабором. Финансируется за счёт налога на радиоприёмники и телевизоры и рекламы.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Радио и телевидение Хорватии
• [www.hrt.hr/ Официальный сайт]  (хорв.)  (англ.)
• [www4.hrt.hr/hrt/zakon2003.pdf Zakon o Hrvatskoj radioteleviziji]  (хорв.) (Croatian Radiotelevision Act)
• [www4.hrt.hr/hrt/statutprocisceni2004% 20.pdf Statut Hrvatske radiotelevizije]  (хорв.) (Statute of Croatian Radiotelevision)

Отрывок, характеризующий Радио и телевидение Хорватии

– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».