Раевские
Поделись знанием:
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.
На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.
Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
| Раевские | |
 | |
|
Описание герба: Справка из Гербовника В щите, имеющем красное поле, изображен серебряный лебедь, стоящий на траве и обращённый в левую сторону. Щит увенчан обыкновенным дворянским шлемом с дворянской на нём короной, на поверхности которой виден лебедь. Намёт на щите красный, подложенный серебром. Герб рода Раевских внесён в Часть 3 Общего гербовника дворянских родов Всероссийской империи, стр. 55. | |
| Том и лист Общего гербовника: |
III, 55 |
|---|---|
| Части родословной книги: |
VI, II, III |
| Близкие роды: | |
Подданство: | |
 Великое княжество Московское
| |
 Царство Русское
| |
 Российская империя
| |
| Имения: | |
Эта статья — о дворянском роде. О носителях фамилии см. Раевский.
Раевские — несколько дворянских родов Российской империи, из которых наиболее значим род польско-литовского происхождения, одна из ветвей которого обосновалась в 1526 году в великом княжестве Московском.
Раевские герба «Лебедь»
Наиболее заметный след в русской истории оставил калужский род Раевских, который был внесён в VI, II и III части родословных книг Калужской, Таврической, С.-Петербургской, Пензенской, Тамбовской, Тульской и Воронежской губерний. Он считается ветвью известного шляхетского клана Дуниных.
Справка о происхождении Дуниных (по Длугошу)
Дунины считали своим предком Петра Дунина (сына Вильгельма Швено, датского дворянина, при дворе Эрика Тёмного, женатого на датской принцессе). Пётр Дунин приехал в Галицкую Русь служить перемышльскому князю Володарю в 1124 г., позже служил польскому королю Болеславу Кривоустому. Швено означает по-датски «лебедь». Все потомки Дуниных имеют родовой герб «Лебедь». Имя Дунин происходит от польского слова «дунский», что значит — датчанин.
В 1526 году в свите князя Ф. М. Мстиславского прибыл в Москву шляхтич Иван Раевский. Его сын Фёдор служил воеводой в Болхове (1555—58). B XVII веке Раевские состояли при дворе стольниками. Прасковья Ивановна Раевская (ум. 1641) — мать Анны Леонтьевой-Нарышкиной, бабушки Петра I. Именно по линии Раевских приходился троюродным братом царице Наталье Кирилловне петровский канцлер Гаврила Головкин.
Стольник Артемий Иванович Раевский (ум. 1696) в браке с Евдокией Хрущовой дал начало линии рода, славной своими воинскими традициями. Из его сыновей выше всех поднялся
- Раевский, Семён Артемьевич (1689—1759), участник Полтавского сражения, бригадир, воевода в Курске
- Раевский, Дмитрий Семёнович (1725—1758), сын предыдущего, офицер, погиб при жизни отца в Восточной Пруссии
- Раевский, Николай Семёнович (1741—1771), полковник, участник переворота 1762 года, убит под Журжей во время русско-турецкой войны; женат на Екатерине Николаевне Самойловой, одной из племянниц и наследниц бездетного князя Потёмкина-Таврического
- Раевский, Александр Николаевич (1769—1790), подполковник, убит при взятии Измаила
- Раевский, Николай Николаевич (1771—1829), полный генерал, один из предводителей русской армии во время Отечественной войны 1812 года, при Бородине командовал защитой «батареи Раевского»; унаследовал от матери часть потёмкинских имений в Новороссии, включая село Еразмовка; женат на Софье Константиновой, внучке М. В. Ломоносова
- Раевская, Екатерина Николаевна (1797—1885), приятельница Пушкина, жена декабриста М. Ф. Орлова
- Раевская, Мария Николаевна (1806—1863), жена декабриста С. Г. Волконского, последовавшая за ним в Сибирь; её подвиг описан в поэме «Русские женщины».
- Раевская, Софья Николаевна (1806—1883), фрейлина и мемуаристка.
- Раевский, Александр Николаевич (1795—1868), либертин и острослов, приятель Пушкина во время южной ссылки, позднее камергер; женат на Екатерине Петровне Киндяковой
- Раевская, Александра Александровна (1839—1863), жена графа И. Г. Ностица
- Раевский, Николай Николаевич (1801—1843), генерал-лейтенант, командир Черноморской береговой линии, основатель ряда крепостей; женат на Анне Михайловне Бороздиной, наследнице Партенита и Карасана.
- Раевский, Николай Николаевич (1839—1876) — участник Среднеазиатских походов, полковник русских добровольцев в Сербии, погиб во время сербско-турецкой войны.
- Раевский, Михаил Николаевич (1841—1893), образцовый сельский хозяин, директор Департамента земледелия, председатель Императорского общества садоводства; женат на княжне Марии Григорьевне Гагариной.
- Раевский, Пётр Михайлович (1883—1970), издатель 5-томного «Архива Раевских» (1908-15), вобравшего в себя документы и переписку предков; женат на графине Софии Павловне Ферзен.
- Раевская, Ирина Михайловна (1892—1955), фрейлина, в 1-м браке графиня Толстая; 2-й муж герцог Георгий Георгиевич Мекленбургский (граф Карлов).
- Раевские на портретах известных художников
- EkaterinaDavydovaRayevskaya (lowres).jpg
Екатерина Раевская (Самойлова) на портрете Боровиковского
- Rajevskij N N.jpg
Н. Н. Раевский на портрете Дж. Доу
- RayevskiyElena by Lagrenee.jpg
Елена Раевская на портрете Лагрене
- Vasily Tropinin 68.jpg
В. А. Раевский на портрете Тропинина
- Kornet Raevsky.jpg
П. М. Раевский на портрете Липгарта
Родственные связи Н. Н. Раевского
| Александр Васильевич Потёмкин | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Михаил Васильевич Ломоносов (1711—1765) | Семён Артемьевич Раевский | Николай Борисович Самойлов | Мария Александровна | Григорий Александрович Потёмкин (1739—1791) | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Елена Михайловна (1749—1772) | Алексей Алексеевич Константинов (1728—1808) | Николай Семёнович Раевский (1741—1771) | Екатерина Николаевна (1750—1825) | Лев Денисович Давыдов (1743—1801) | Александр Николаевич Самойлов (1744—1814) | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Софья Алексеевна (1769—1844) | Николай Николаевич Раевский (1771—1829) | Александр (1769—1790) | Александр (1773—1833) | Пётр (1782—1842) | Василий (1793—1855) | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Александр (1795—1868) | Михаил Фёдорович Орлов (1788—1842) | Екатерина (1797—1885) | Николай (1801—1843) | Елена (1803—1852) | Мария (1805—1863) | Сергей Григорьевич Волконский (1788—1865) | Софья (1806—1881) | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Николай (1839—1876) | Михаил (1841—1893) | Михаил (1832—1903) | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Менее известные роды
Мелкопоместный род Раевских, к которому принадлежал декабрист Владимир Федосеевич Раевский, прослеживается с конца XVII века. Этот род внесён в родословные книги Курской и Харьковской губерний.
В Белоруссии с 1509 г. существует род Фен-Раевских, который пользуется гербами Радван и Любич; одна ветвь его в конце XVIII в. поселилась в Поволжье и обрусела. Она внесена в VI, II и III части родословной книги Могилёвской, Саратовской, Пензенской и Тамбовской губерний.
Существует ещё несколько родов Раевских, позднейшего происхождения.
Напишите отзыв о статье "Раевские"
Литература
- Б. Л. Модзалевский. Род Раевских герба Лебедь. Тип. М. А. Александрова, 1908.
- «Архив Раевских». Тома 1-5. СПб., тип. М. А. Александрова, 1908—1915.
- Галушко Т.К. «Раевские мои…». — Л.: Лениздат, 1991. — 160 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-289-00904-3.
- С. П. Раевский. Пять веков Раевских. Москва: Vagrius, 2005.
- Г. Шенкман. Генерал Раевский и его семья. Алетейя, 2003.
Ссылки
- Раевские // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- [elib.shpl.ru/ru/nodes/4858-arhiv-raevskih-t-1-5-spb-1908-1915 Архив Раевских: Т. 1-5.] — СПб.: тип. М. А. Александрова, 1908—1915.
- [www.history-ryazan.ru/node/11688 История Рязанского края: Раевские]. Проверено 13 июня 2016. [www.webcitation.org/6Be6meiYr Архивировано из первоисточника 24 октября 2012].
- Gajl T. [gajl.wielcy.pl/herby_lista.php?query=9Rajewski&startp=0&herbcnt=3&lang=en Polish Armorial Middle Ages to 20th Century]. — Gdańsk: L&L, 2007. — ISBN 978-83-60597-10-1. (польск.)
Отрывок, характеризующий Раевские
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.
На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.
Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
