Раевский, Григорий Николаевич

Григорий Николаевич Раевский
Дата рождения	4 сентября 1911(1911-09-04)
Место рождения	село Харьково, Барнаульский уезд, Томская губерния, Российская империя (ныне — Павловский район, Алтайский край)
Дата смерти	2 января 1944(1944-01-02) (32 года)
Место смерти	город Новоград-Волынский, Житомирская область, Украинская ССР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	стрелковые войска
Годы службы	1941—1944
Звание	ефрейтор
Часть	• Западный фронт;  • 744-й стрелковый полк 149-й стрелковой дивизии
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Григорий Николаевич Раевский (1911—1944) — советский военнослужащий. Участник Великой Отечественной войны. Герой Советского Союза (1944). Ефрейтор.

Биография

Григорий Николаевич Раевский родился 4 сентября 1911 года в селе Харьково Павловской волости Барнаульского уезда Томской губернии Российской империи (ныне село Павловского района Алтайского края Российской Федерации) в семье крестьянина Николая Дмитриевича Раевского. Русский. Окончил начальную школу в родном селе. Работал в колхозе. После женитьбы Григорий Николаевич переехал в соседнее село Барсуково, где до призыва на военную службу работал десятником Тальменского участка лесосплава.

В ряды Рабоче-крестьянской Красной Армии Г. Н. Раевский был призван Тальменским районным военкоматом Алтайского края 25 июля 1941 года. В боях с немецко-фашистскими захватчиками красноармеец Г. Н. Раевский с августа 1941 года на Западном фронте. Боевое крещение принял в боях на Смоленской дуге в ходе Смоленского сражения. На Центральном фронте Григорий Николаевич не позднее октября 1943 года в должности командира отделения 2-го стрелкового батальона 744-го стрелкового полка 149-й стрелковой дивизии 65-й армии. Ефрейтор Раевский участвовал в боях на плацдарме на правом берегу реки Сож южнее Шарпиловки. Особо отличился при форсировании реки Днепр в районе села Лоев Гомельской области Белорусской ССР.

С конца сентября 1943 года подразделения 65-й армии вели тяжёлые бои на плацдармах на правом берегу Сожа. Противник стянул в междуречье Сожа и Днепра крупные силы, и развить успех на этом направлении частям армии не удалось. В сложившихся условиях командованием армии было принято решение нанести удар по наименее защищённому участку Восточного вала, форсировав реку Днепр в районе села Лоев. Для этого была скрытно осуществлена перегруппировка 18-го и 27-го стрелковых корпусов армии. В ночь на 15 октября 1943 года 149-я стрелковая дивизия 18-го стрелкового корпуса заняла исходные позиции на рубеже село Радуль — озеро Святое. На рассвете 15 октября штурмовые отряды дивизии форсировали Днепр и завязали бои на его правом берегу. Перед 744-м стрелковым полком, действовавшим во втором эшелоне дивизии, была поставлена задача с наступлением темноты форсировать водную преграду и выбить противника, препятствовавшего расширению захваченного передовыми отрядами дивизии плацдарма, с выгодных рубежей обороны. В ночь с 15 на 16 октября 1943 года ефрейтор Г. Н. Раевский с несколькими бойцами своего отделения под ураганным огнём противника на рыбацкой лодке переправился на правый берег Днепра. Сходу ворвавшись в траншею противника, советские бойцы в ожесточённо рукопашной схватке сломили сопротивление немцев и, заняв оборону, прикрыли переправу основных сил полка. Использовав успех группы Раевского, 744-й стрелковый полк форсировал Днепр, нанёс большой урон противнику на плацдарме и обеспечил успешное выполнение боевой задачи дивизии.

25 октября 1943 года командир полка подполковник Иван Акимович Таран представил ефрейтора Г. Н. Раевского к званию Героя Советского Союза. Высокое звание Григорию Николаевичу было присвоено указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 января 1944 года, но получить заслуженную награду ему было не суждено. После успешного завершения Гомельско-Речицкой операции 149-я стрелковая дивизия была передана в состав 13-й армии 1-го Украинского фронта и принимала участие в Житомирско-Бердичевской операции. В бою на юго-восточной окраине города Новограда-Волынского 2 января 1944 года ефрейтор Г. Н. Раевский погиб смертью храбрых, по некоторым данным бросившись со связкой гранат под гусеницы немецкого танка. Место захоронения Г. Н. Раевского неизвестно.

Награды

• Медаль «Золотая Звезда» (15.01.1944);
• орден Ленина (15.01.1944).

Память

• Именем Героя Советского Союза Г. Н. Раевского названа улица в селе Павловск Алтайского края.
• Мемориальные доски в честь Героя Советского Союза Г. Н. Раевского установлены в сёлах Барсуково и Речкуново Тальменского района Алтайского края.
• Имя Героя Советского Союза Г. Н. Раевского увековечено на мемориале Славы в городе Барнауле.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
• Кузнецов И. И., Джога И. М. Золотые звёзды Алтая. — Барнаул: Алтайское книжное издательство, 1982. — С. 171—172. — 279 с.
• Навечно в сердце народном / редкол.: И. П. Шамякин (гл. ред.) и др. — 3-е изд., доп. и испр. — Минск: Белорусская советская энциклопедия, 1984. — С. 432. — 607 с.
• Муравлёв А. С. [www.altairegion22.ru/upload/DOC/dates_events_people/book_myravlev.PDF Неизвестный Алтай. Лихолетье войны]. — Барнаул: ИПП «Алтай», 2010. — С. 238—239. — 264 с.

Документы

• [podvignaroda.mil.ru/ Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»].

[www.podvignaroda.ru/?n=18714546 Представление к званию Героя Советского Союза и указ ПВС СССР о присвоении звания].

• [www.obd-memorial.ru/ Обобщённый банк данных «Мемориал»].

[www.obd-memorial.ru/memorial/imagelink?path=6b3972a1-ce16-47cb-a4e7-dac7118efd61 ЦАМО, ф. 58, оп. 977521, д. 313].

[www.obd-memorial.ru/memorial/imagelink?path=9647308a-8ab4-4d6c-9088-7d3b2186cdef ЦАМО, ф. 58, оп. 977525, д. 90].

[www.obd-memorial.ru/memorial/imagelink?path=2a99c5b2-8394-4436-9a38-69dd60fa9bed ЦАМО, ф. 58, оп. 977534, д. 1].

Ссылки

 Игорь Сердюков. [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=22430 Раевский, Григорий Николаевич]. Сайт «Герои Страны». Проверено 18 марта 2016.

• [www.az-libr.ru/Persons/000/Src/0008/7074b681.shtml Раевский Григорий Николаевич на www.az-libr.ru].
• [pavlovsk22.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=56&Itemid=241 Раевский Григорий Николаевич на официальном сайте Павловского района].
• [www.ap.altairegion.ru/188-08/2.html Герои земли Тальменской].
• [blogs.altapress.ru/65let/archives/38 Раевский Григорий Николаевич в книге памяти Алтайского края].

Отрывок, характеризующий Раевский, Григорий Николаевич

– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.