Раевский, Святослав Афанасьевич
| Святослав Афанасьевич Раевский | |
 | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Место смерти: | |
| Отец: |
Афанасий Гаврилович Раевский |
| Супруга: |
Александра (в девичестве Сумарокова) |
Святосла́в Афана́сьевич Рае́вский (6 июня 1808 года, Санкт-Петербург — 1876, Санкт-Петербург) — государственный чиновник, литератор, этнограф, близкий друг поэта М. Ю. Лермонтова.[1]
Биография
Родился в семье саратовского дворянина Афанасия Гавриловича Раевского, служившего в 1806—1820 годах смотрителем пензенского уездного училища. В Пензе, в семье Раевских, часто гостила Е. А. Арсеньева — бабушка М. Ю. Лермонтова, которая стала крёстной матерью Святослава Афанасьевича.
В 1823—1827 годах учился на словесном отделении Московского университета. В аттестате об окончании университета указаны прослушанные им курсы лекций по российской, французской и латинской словесности, географии, хронологии, генеалогии, нумизматике, геральдике, поэзии, физике, алгебре, геометрии, минералогии и сельскому хозяйству.
С 1831 года — в Санкт-Петербурге, служил секретарём, помощником столоначальника, столоначальником в Департаменте государственного имущества Министерства финансов Российской империи. С мая 1836 года — столоначальник Департамента военных поселений Военного министерства Российской империи. В эти годы проживал в петербургском доме своей крёстной Е. А. Арсеньевой, где их знакомство с Михаилом Лермонтовым ещё в детстве в Тарханах, переросло в настоящую дружбу на почве общих литературных интересов. Святослав Афанасьевич познакомил Лермонтова со своим университетским товарищем, журналистом, будущим издателем А. А. Краевским, близким к редакции пушкинского «Современника». В лице С. А. Раевского и А. А. Краевского поэт получил поддержку своему решению стать писателем.
В феврале 1837 года С. А. Раевский был арестован за распространение стихотворения М. Лермонтова «На смерть Пушкина» и вскоре выслан в Петрозаводск в распоряжение олонецкого губернатора А. В. Дашкова. Назначен чиновником особых поручений при губернаторе, участвовал в создании и редактировании первой губернской газеты «Олонецкие губернские ведомости». В своих статьях на страницах газеты пропагандировал необходимость развития краеведения в губернии, представил программу изучения экономики, истории, культуры и быта Олонецкой губернии.
Лермонтов писа́л Раевскому в Петрозаводск[2]:Ты не можешь вообразить моего отчаяния, когда я узнал, что стал виной твоего несчастья. Я сначала не говорил про тебя, но потом меня допрашивали от государя: сказали, что тебе ничего не будет и что если я запрусь, то меня в солдаты…, но я уверен, что ты меня понимаешь и прощаешь и находишь еще достойным своей дружбы."
… любезный друг, не позабудь меня и верь все-таки, что самой моей большой печалью было то, что ты через меня пострадал. Вечно тебе преданный М. Лермонтов.
В декабре 1838 года Раевский ходатайствовал о разрешении продолжать государственную службу на общих основаниях, Николай I дал разрешение и освободил его от ссылки.
С 1839 года служил чиновником особых поручений при ставропольском губернаторе А. В. Семёнове.
В 1840 году вышел в отставку, поселился в своём имении в Пензенской губернии. В 1847 году женился на Александре Сумароковой, в семье Раевских было пятеро детей.
Интересные факты
В Государственном Лермонтовском музее «Тарханы» хранится акварельный портрет С. А. Раевского кисти М. Ю. Лермонтова[3]
Напишите отзыв о статье "Раевский, Святослав Афанасьевич"
Примечания
- ↑ Карелия: энциклопедия: в 3 т. / гл. ред. А. Ф. Титов. Т. 3: Р — Я. — Петрозаводск: ИД «ПетроПресс», 2011. — 384 с.: ил., карт. ISBN 978-5-8430-0127-8 (т. 3) — С. 7
- ↑ [gov.karelia.ru/Karelia/1311/38.html Письма Лермонтова в Петрозаводск]
- ↑ [feb-web.ru/feb/lermenc/lre-abc/lre/lre-1638.htm Живописное наследие Лермонтова]
Литература
- Бродский Н. Л. М. Ю. Лермонтов. Биография. — М., 1945
- Недоумов С. И. О С. А. Раевском // Временник государственного музея «Домик Лермонтова». — Пятигорск, 1947
- Пашков А. М. Друг М. Ю. Лермонтова в Петрозаводске // Краевед Карелии. — Петрозаводск, 1990. С. 88—102.
Ссылки
- [dic.academic.ru/dic.nsf/lermontov/1149/%D0%A0%D0%B0%D0%B5%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9 Раевский С. А. на dic.academic.ru]
- [feb-web.ru/feb/litnas/texts/l45/l45-301-.htm Бродский Н. Л. Святослав Раевский, друг Лермонтова]
- [ethnomap.karelia.ru/local_historian.shtml?id=293&map_id=8018 Биографический словарь краеведов Олонецкой и Архангельской губерний. С. А. Раевский]
- [www.russkiymir.ru/russkiymir/ru/magazines/archive/2012/02/article0007.html Распространитель]
Отрывок, характеризующий Раевский, Святослав Афанасьевич
– Только току приколоть.– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
