Разговоры с самим собой

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Разговоры с самим собой
Автор:

Нельсон Мандела

Дата первой публикации:

12 октября 2010

Разговоры с самим собой — книга Нельсона Манделы, бывшего президента ЮАР, опубликованная 12 октября 2010 года. Книга составлена фондом Нельсона Манделы на основе архивных данных, записей, писем из заключения и даже пометок на календаре. В результате, Мандела предстаёт обычным человеком со своими слабостями и ошибками, страданиями и сомнениями[1].



Содержание

Автобиография – это не просто перечисление событий и опыта, который человек собрал за свою жизнь. Она должна служить примером для тех, кто ищет свой путь. Но моя книга не претендует на это, так как я не собираюсь преподавать никому уроков. В юности я сочетал в себе слабости с безрассудностью деревенского мальчика. Мои действия и мысли были прежде всего обусловлены событиями, которые происходили там, где я рос и учился. Я был излишне высокомерен, чтобы скрыть пробелы в образовании. Когда я стал взрослым, мои товарищи и мои сокамерники помогли мне выбраться из неведения. (...) Когда я сидел в тюрьме, меня волновала проблема того неверного представления, которое помимо моей воли сложилось обо мне в мире. Меня считали святым. Я им никогда не был. Даже если и в определении, «святой» это грешник, который желает стать лучше.

Книга проливает свет на ранний период жизни Манделы, мало известный общественности. Книга передает прежде всего личные переживания, Мандела не скрывает своих страхов и сомнений и той огромной боли, которую он чувствовал при разлуке со своими близкими. В 1969 году после заключения в тюрьму своей жены Винни, он объясняет двум своим малолетним дочерям, что могут пройти годы, прежде чем они увидят свою мать. В одном из писем Мандела говорит, что просто «исходит желчью» от невозможности помочь семье. «Я любил играть с детьми, купать их, укладывать спать, и разлука с семьей всегда омрачала мою политическую жизнь», — признаётся Нельсон Мандела.

Самокритика Манделы сопровождает его воспоминания на каждой странице книги. В момент присуждения ему Нобелевской премии мира в 1993 году, Нельсон Мандела признается, что «пришел в ужас той педантичностью, искусственностью и недостатком оригинальности», которые звучали в его ранних выступлениях. За организацию актов саботажа и вооружённого сопротивления властям в 1964 году Мандела вместе со своими товарищами по Африканскому национальному конгрессу был арестован и приговорён к пожизненному заключению. На суде Мандела заявил, что его судят за стремление построить в Южной Африке демократическое общество, где все расы и народы жили бы в мире и гармонии. Находясь в заточении в одиночной камере тюрьмы на Роббенэйланде близ мыса Доброй Надежды, Мандела приобрел мировую известность. Кампания в его защиту приобрела невиданные масштабы и превратилась в международную борьбу за отмену апартеида и изменение политической системы в ЮАР[1].

Вот как Мандела вспоминает о последнем дне суда в беседе со своим другом Ахмедом Катрада:

Было бы легко сегодня говорить, что я не волновался. Все мы ожидали смертного приговора. Перед тем как судъя зачитал приговор, суд уже признал нас виновными. Но перед самим произнесением приговора у судьи был очень раздраженный вид и мы все подумали: точно, нас приговорят к смертной казни. И мы с ней смирились. Конечно, это очень странное переживание: ждать, что к тебе сейчас повернутся и скажут, что твоя жизнь закончилась, не когда-нибудь, а прямо сейчас. Конечно, это было тревожно, но мы тем не менее старались подготовить себя к такой трагической возможности. И со мной были мои смелые товарищи, которые показали даже больше мужества, чем я. Я хочу, чтобы наконец это прозвучало.

Нельсон Мандела говорит, что не хотел становиться президентом ЮАР. Он мечтал служить своей стране без должности в правительстве и хотел, чтобы государство возглавил более молодой политик. Однако Мандела изменил своё решение после разговора с одним из руководителей Африканского национального конгресса, но дал понять, что будет президентом только один срок.

Предисловие к книге написал Барак Обама, который чествует всю жизнь Нельсона Манделы, которая торжествует над «цинизмом и фанатизмом, часто царящим в нашем мире»[2]. «Мы видим человека, который творил историю, который выбрал надежду, а не страх»[3]. По словам американского президента, Мандела «не лишён недостатков, как и каждый из нас. Однако это такие несовершенства, которые могут вдохновить»[4].

Напишите отзыв о статье "Разговоры с самим собой"

Примечания

  1. 1 2 [bookmix.ru/news/index.phtml?id=3769 Предисловие к новой книге Нельсона Манделы написал Барак Обама].
  2. [www.russian.rfi.fr/prava-cheloveka/20101011-nelson-mandela-ya-ne-svyatoi Нельсон Мандела: «я не святой» — ЮАР / Мир — RFI].
  3. [www.newsinfo.ru/news/2010-10-12/mandela/740324/ Предисловие к новой книге Нельсона Манделы написал Барак Обама. Мир. Статьи www.newsinfo.ru].
  4. [www.southernafrica.ru/news/mandela-hotel-byit-prostyim-grazhdaninom-yuar/ Мандела хотел быть простым гражданином ЮАР :: Путеводитель по ЮАР и Южной Африке].

Отрывок, характеризующий Разговоры с самим собой

– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.