Разжалованный (рассказ)
| Из кавказских воспоминаний. Разжалованный | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата написания: | |
| Дата первой публикации: | |
 Текст произведения в Викитеке | |
«Из кавка́зских воспомина́ний. Разжа́лованный» — рассказ Льва Толстого, повествующий о встрече с разжалованным офицером во время Кавказской войны. Входит в кавказский цикл писателя. Написан в 1856 году, впервые опубликован в том же году в журнале «Библиотека для чтения».
Содержание
История
Замысел рассказа возник в 1853 году во время службы на Кавказе; Толстой вернулся к нему уже в Петербурге, в ноябре 1856 года. В рассказе нашли отражение впечатления Толстого от общения на Кавказе с лицами, разжалованными в рядовые и отбывавшими наказание в кавказской армии. Это были А. И. Европеус и Н. С. Кашкин, участники кружка М. В. Буташевича-Петрашевского, а также А. М. Стасюлевич, разжалованный «за неодобрительное поведение» при исполнении должности караульного офицера. В 1901 году, беседуя с А. Б. Гольденвейзером, Толстой говорил о Стасюлевиче: «Я его описал отчасти в рассказе „Встреча в отряде с московским знакомым“. Я нехорошо это сделал, он был так жалок, и не следовало его описывать. Впрочем, это не совсем он. Я соединил с ним еще Кашкина, который судился вместе с Достоевским»[1][2].
Рассказ впервые опубликован в журнале «Библиотека для чтения» (1856, № 12) под заглавием «Встреча в отряде с московским знакомым. Из кавказских записок князя Нехлюдова». (В качестве рассказчика Нехлюдов выступает также в рассказе «Люцерн» 1857 года.)
Рассказ не имел большого успеха: 3 января 1857 года Боткин писал Тургеневу, что рассказ Толстого в «Библиотеке для чтения» «прошел почти незаметным»[3].
Сюжет
Действие происходит в 1850-е годы во время Кавказской войны. Рассказ ведётся от лица князя, служащего в артиллерийской батарее.
Вечером после рубки леса офицеры собираются возле своей палатки и играют в городки. Среди них появляется незнакомый рассказчику «небольшой человечек с кривыми ногами, в нагольном тулупе и в папахе с длинною висящей белой шерстью». Оказывается, что это Гуськов, разжалованный в солдаты. Офицеры принимают его в свой круг, однако подтрунивают над ним и относятся к нему немного пренебрежительно. Рассказчик обращается к Гуськову, говоря, что мог где-то его видеть, и тот с радостью вступает в разговор. Он рассказывает о своём прошлом и жалуется на судьбу, найдя в князе единственного человека, проявившего к нему участие.
С князем они несколько лет назад встречались в Москве у Ивашина, за которым сестра Гуськова была замужем. Гуськов был блестящим образованным молодым человеком, одним из виднейших женихов, сын богатого отца. Однако из-за одной «глупой истории» он на два месяца попал под арест и затем был разжалован в рядовые и послан служить на Кавказ. Отец отказался посылать ему деньги. Несколько лет службы оказались для него мучением — офицеры не оказывали ему уважения из-за отсутствия «ореола богатства, знатности», а простые солдаты, по мнению Гуськова, вообще не могли оценить его, будучи существами, «ничем не отличающимися от животного». Гуськов просит у князя 10 рублей взаймы.
В ночи несколько пущенных неприятелем ядер достигают отряда. Гуськов убегает. Князь едет к начальнику артиллерии узнать, надо ли открывать ответный огонь. На обратном пути он незамеченным проезжает мимо палатки, в которой пьяный Гуськов хвастается перед младшими офицерами знакомством с ним и предлагает им прокутить занятые у князя деньги.
Напишите отзыв о статье "Разжалованный (рассказ)"
Примечания
Ссылки
- [www.rvb.ru/tolstoy/01text/vol_2/01text/0015.htm «Из кавказских воспоминаний. Разжалованный» в Собрании сочинений Льва Толстого в 22 томах] («Русская виртуальная библиотека»)
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Разжалованный (рассказ)
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
