Раззаков, Фёдор Ибатович
Поделись знанием:
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
(перенаправлено с «Раззаков, Федор Ибатович»)
| Фёдор Раззаков | |
 | |
| Род деятельности: |
писатель, журналист |
|---|---|
| Направление: | |
| Язык произведений: |
русский |
Фёдор Ибатович Раззаков (род. 7 февраля 1962, СССР) — российский писатель и журналист. Известен как автор книг о российской эстраде и телевидении.
Содержание
Биография
Родился в Москве. Учился в 325-й средней школе (Гороховский переулок). После службы в армии (1981—1983) поступил в Московский областной педагогический институт имени Н. Крупской (МОПИ) на исторический факультет (вечернее отделение). В 1992 году ушёл в частный охранный бизнес (охранял газету «Коммерсантъ»). В августе 1994 года на средства, занятые у однокурсника-бизнесмена, выпустил свою первую книгу — «Жизнь и смерть Владимира Высоцкого». В 1996—2000 годах был криминальным журналистом в газете «Я телохранитель». Тогда же выпустил четырёхтомник: «Бандиты эпохи социализма», «Бандиты эпохи капитализма», «Бандиты Запада» и «Век террора». В январе 1997 года первые два тома вышли в лидеры Москвы по результатам опроса газеты «Книжное обозрение». В 1998—1999 годах издал многотомник (8 томов) с биографиями знаменитых деятелей СССР (актёры театра, кино, эстрады, спортсмены, писатели, телеведущие) под названием «Досье на звёзд». В 2004 году Раззаков выпустил двухтомный фолиант «Жизнь замечательных времён», где сделал попытку написать хронологию событий целого десятилетия в жизни СССР — 1970-х годов ХХ века.
С телевидением Раззаков сотрудничает с 2000 года (это началось с криминальных документальных фильмов на основе книги «Бандиты эпохи социализма»). С лета 2006 года сотрудничает с газетой «Советская Россия», где был награждён премией «Слово к народу». Его первая статья там была посвящена памяти американского певца Дина Рида. Также им подготовлены биографии Владимира Высоцкого, Аллы Пугачевой, Андрея Миронова, Никиты Михалкова, Леонида Филатова, Шарафа Рашидова, Андрея Макаревича, Кристины Орбакайте, Максима Галкина, Олега Ефремова, Валерия Харламова, Владислава Третьяка, Анатолия Тарасова, Константина Бескова.
Раззаков написал несколько скандально-критических статей о деятелях советского и российского искусства (многие из этих статей вошли в книгу «Почему не гаснут советские „звёзды“») с просоветской позиции. Например, в статье про Андрея Макаревича — «Макар и его телята, или Неюбилейный Макаревич», опубликованной в газете «Советская Россия», проводится мысль, что «Макар» (Макаревич) вёл своих «телят» (последователей) совсем не туда, куда пастырю следовало бы вести своих овец, то есть не к державным идеалам. Автор ставит в упрёк барду принадлежность его семьи к советской элите и обладание благами и вещами, недоступными большинству советских людей. Раззаков зачастую критикует кумиров миллионов (будь то Макаревич, Алла Пугачёва и т. д.).
Критика
Концепции Раззакова, разработанные при написании биографий знаменитых людей, многими биографами воспринимаются критически[1][2]. Некоторые критики называют их «анти-ЖЗЛ», а также изобрели термин «раззаковщина» как пример предвзятого подхода к творчеству всеобщего кумира. Критики Раззакова называют его «жёлтым» журналистом, любителем «жареных» фактов. В произведениях Раззакова, действительно, главный упор делается на сенсационной подаче материала, на смаковании фактов, которые принято относить к «жёлтым». В некоторых своих исследованиях на историческую тематику, например по «Узбекскому делу»[3], придерживается конспирологических позиций.
Большой резонанс вызвала вышедшая в 2013 году книга Раззакова (в соавторстве с бывшим сотрудником КГБ СССР Михаилом Крыжановским) «Владимир Высоцкий — суперагент КГБ»[4]. Сын барда Никита Высоцкий подал иск в Хорошевский суд Москвы с требованием запретить продажу книги как порочащей честь и достоинство его отца[4]. Суд удовлетворил иск, запретив к продаже как эту книгу Раззакова, так и другую — «Другой Владимир Высоцкий: тёмная сторона биографии великого барда» (2011)[5].
Книги
- Жизнь и смерть Владимира Высоцкого. — М.: Альтекс, 1994.
- Бандиты эпохи социализма. 1917—1991. — М.: Эксмо, 1997.
- Бандиты эпохи капитализма. 1992—1995. — М.: Эксмо, 1997.
- Бандиты Запада. — М.: Эксмо, 1997.
- Век террора. — М.: Эксмо, 1997.
- Досье на звёзд. 1934—1961. — М.: Эксмо, 1998.
- Досье на звёзд. 1962—1980. — М.: Эксмо, 1998.
- Досье на звёзд. Кумиры всех поколений. — М.: Эксмо, 1998.
- Досье на звёзд. Кумиры шоу-бизнеса. — М.: Эксмо, 1999.
- Досье на звёзд. Их любят, о них говорят. — М.: Эксмо, 1999.
- Наши любимые фильмы. — М.: Эксмо, 1999.
- Тайны телевидения. — М.: Эксмо, 1999.
- Любовные истории Голливуда. — М.: Эксмо, 2000.
- Популярная энциклопедия звёзд: На пике славы и скандала. — М.: Эксмо, 2000.
- Звёздные пары: супруги, любовники, любовницы. — М.: Эксмо, 2000.
- Звёзды и криминал. — М.: Эксмо, 2000.
- Секс-символы 1930-х — 1940-х. — М.: Эксмо, 2000.
- Секс-символы 1970-х — 1980-х. — М.: Эксмо, 2000.
- Убить футболиста. Повесть. — М.: Вагриус, 2000.
- Владимир Высоцкий. По лезвию бритвы. — М.: Эксмо, 2004.
- Андрей Миронов: баловень судьбы. — М.: Эксмо, 2004.
- Жизнь замечательных времен. 1970—1974. — М.: Эксмо, 2004.
- Жизнь замечательных времени. 1975—1979. — М.: Эксмо, 2004.
- Никита Михалков: чужой среди своих. — М.: Эксмо, 2005.
- Алла Пугачёва. По ступеням славы. — М.: Яуза, 2005.
- Звёздные трагедии. — М.: Эксмо, 2005.
- Интимная жизнь российских идолов. А—М. — М.: Астрель, 2005.
- Интимная жизнь российских идолов. Н—Я. — М.: Астрель, 2005.
- Наше любимое кино. Т. 1. — М.: Алгоритм, 2005.
- Наше любимое кино. Т. 2. — М., Алгоритм, 2005.
- Дин Рид: трагедия красного ковбоя. — М.: Эксмо, 2006. — ISBN 5-699-17160-6.
- Как уходили кумиры. — М.: Эксмо, 2006.
- Леонид Филатов: Голгофа русского интеллигента. — М.: Эксмо, 2006.
- Наше любимое кино о… любви. — М.: Алгоритм, Эксмо, 2006.
- Наше любимое кино о… войне. — М.: Алгоритм, Эксмо, 2006.
- Гибель советского кино. Интриги и споры. 1918—1972. — М.: Эксмо, 2008.
- Гибель советского кино. Тайны закулисной войны. 1973—1991. — М.: Эксмо, 2008.
- Скандалы советской эпохи. — М.: Эксмо, 2008.
- Гибель советского ТВ: тайны телевидения от Сталина до Горбачёва, 1930—1991. — М.: Эксмо, 2009.
- Блеск и нищета российского ТВ. 1992—2009. — М.: Эксмо, 2009.
- Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне. — М.: Эксмо, 2009.
- Бандиты семидесятых. 1970—1979. — М.: Эксмо, 2009.
- Алла Пугачёва: Рождённая в СССР. 1949—1991. — М.: Эксмо, 2009.
- Алла Пугачёва: В безумном веке. 1992—2009. — М.: Эксмо, 2009.
- Как любят кумиры. Страсть. — М.: Эксмо, 2010.
- Как любят кумиры. Нежность. — М.: Эксмо, 2010.
- Коррупция в Политбюро. Дело красного узбека. — М.: Алгоритм, 2010.
- Кристина Орбакайте — М.: Эксмо, 2009.
- Почему не гаснут советские «звёзды». — М.: Яуза, 2010.
- Знаменитые Скорпионы. — М.: Эксмо, 2010. (в соавторстве с П. П. Глобой)
- Знаменитые Стрельцы. — М.: Эксмо, 2010. (в соавторстве с П. П. Глобой)
- Знаменитые Козероги. — М.: Эксмо, 2011. (в соавторстве с П. П. Глобой)
- Знаменитые Водолеи. — М.: Эксмо, 2011. (в соавторстве с П. П. Глобой)
- Пугачёва против Ротару. Великие соперницы. — М.: Эксмо, 2011.
- Другой Андрей Макаревич. Тёмная сторона биографии знаменитого рок-музыканта. — М.: Алгоритм, 2011.
- Другой Аркадий Райкин. Тёмная сторона биографии знаменитого сатирика. — М.: Эксмо, 2011.
- Бригада возвращается. Триумф бандитской романтики. — М.: Эксмо, 2011.
- Другой Владимир Высоцкий. Тёмная сторона биографии знаменитого артиста. — М.: Алгоритм, 2011.
- Самый добрый клоун: Юрий Никулин и другие… — М.: Эксмо, 2011.
- За чьей спиной прячется президент? — М.: Эксмо, 2012.
- Расстрелянные звёзды. Их погасили на пике славы. — М.: Эксмо, 2012.
- Кумиры: тайны гибели. — М.: Алгоритм, 2012.
- Дело, взорвавшее СССР. — М.: Алгоритм, 2012.
- Как обуздать еврейство? Тайны сталинского закулисья. — М.: Алгоритм, 2012.
- Российский футбол: от трагедии до скандала. — М.: Эксмо, 2012.
- Красавицы советского кино. — М.: Эксмо, 2012.
- Красавцы советского кино. — М.: Эксмо, 2012.
- Владимир Высоцкий — суперагент КГБ (в соавторстве с М. Крыжановским). — М.: Алгоритм, 2012.
- Российский хоккей: от трагедии до скандала. — М.: Эксмо, 2012.
- София Ротару и её миллионы. — М.: Алгоритм, 2012.
- Индустрия предательства, или Кино, взорвавшее СССР. — М.: Алгоритм, 2013.
- Максим Галкин: узник замка Грязь. Тёмные пятна нашего шоу-бизнеса. — М.: Алгоритм, 2013.
- Как обуздать еврейство? Все тайны сталинского закулисья. — М.: Алгоритм, 2013.
- Врачебные тайны. Пороки и недуги великих. — М. : Эксмо, 2013.
- Богини советского кино. — М.: Эксмо, 2013.
- Любимые женщины Леонида Гайдая. — М.: Эксмо, 2013.
- Роковые женщины советского кино. — М.: Эксмо, 2013.
- Легенда N17. Валерий Харламов. — М.: Алгоритм, 2013.
- Легенда N20. Владислав Третьяк. — М.: Алгоритм, 2014.
- Анатолий Тарасов. Битвы железных тренеров. — М.: Алгоритм, 2014.
- Легенды отечественного хоккея. — М.: Эксмо, 2014.
- Непревзойдённые. Легенды фигурного катания. — М.: Эксмо, 2014.
- Алла Пугачева: 50 мужчин Примадонны. — М.: Алгоритм, 2014.
- Советское детство. — М. : Алгоритм, 2014.
- Шакалы из Лэнгли (ИТАР-ТАСС уполномочен заявить…). — М.: Алгоритм, 2014.
- Марина Влади и Высоцкий. Француженка и бард. — М. : Алгоритм, 2015.
- Вторжение в СССР: мелодии и ритмы зарубежной эстрады. — М.: Центрполиграф, 2015.
- Ефремовы. Без ретуши. — М. : Центрполиграф, 2015.
- Бесков против Лобановского. Москва-Киев: бескровные войны: М. Книжный мир, 2015.
- Самые красивые пары советского кино. — М. : Эксмо, 2015.
- Футбол, который мы потеряли. Непродажные звезды эпохи СССР. — М.: Центрполиграф, 2016.
- Пуля для Зои Федоровой, или КГБ снимает кино. — М.: Алгоритм, 2016.
- Бандиты эпохи Ельцина, или Россия, кровью умытая. — М.: Книжный мир, 2016.
- Виктор Тихонов творец «Красной машины», или КГБ играет в хоккей. — М.: Книжный мир, 2016.
- Ирина Алферова: любимая женщина красавца Абдулова. — М.: Алгоритм, 2016.
- Константин Бесков: мафия в офсайде, или КГБ играет в футбол. — М.: Книжный мир, 2016.
Напишите отзыв о статье "Раззаков, Фёдор Ибатович"
Примечания
- ↑ [ubb.kulichki.com/ubb/Forum53/HTML/000052-16.html Конференции на Куличках Владимир Высоцкий]
- ↑ [www.mashina-vremeni.com/phpBB2/topic5314.html Вышла книга Раззакова о Макаревиче]
- ↑ [www.pressmon.com/cgi-bin/press_view.cgi?id=1800076 СПРЯТАННАЯ ПРАВДА «УЗБЕКСКОГО ДЕЛА»]. Проверено 16 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G157Z050 Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
- ↑ 1 2 Новиков В. И. [svpressa.ru/culture/article/72369/ Мастера исторических сказок] // Свободная пресса, 10.08.2013
- ↑ Марина Кузнецова [www.mk.ru/daily/hotnews/article/2013/10/09/928218-syin-vladimira-vyisotskogo-otstoyal-chestnoe-imya-ottsa.html Фемида не увидела в Высоцком тайного агента. Сын Владимира Высоцкого отстоял честное имя отца] // Московский комсомолец, 09.10.2013. № 26355
Ссылки
- [twitter.com/razzakow Фёдор Раззаков] на Twitter
Отрывок, характеризующий Раззаков, Фёдор Ибатович
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
