Размышления о Божественной Литургии

Размышления о Божественной Литургии — последнее произведение Николая Васильевича Гоголя. Задумано в 1845 году, окончание работы — за несколько месяцев до смерти. Опубликовано уже после кончины писателя. Эта книга неоднократно переиздавалась в дореволюционной России.

История создания

Замысел книги, по всей видимости, относится ко времени пребывания Гоголя в Ницце зимой 1843—1844 года и связан, в частности, с прочитанной им тогда в журнале «Христианское Чтение» (1841, ч. 1) статьей «О Литургии» Андрея Николаевича Муравьёва, напечатанной без имени автора (впоследствии она вошла в его книгу «Письма о Бого­служении Восточной Кафолической Церкви»). Статья Муравьёва была избрана Гоголем как образец стиля для создания духовного произведения, предназначенного широкому читателю, и как краткое пособие для последовательного изложения хода Литургии.

Окончив первую редакцию «Размышлений…» ещё, по-видимому, до своего путешествия в Иерусалим, то есть до 1848 года. Гоголь затем не раз редактировал, сокращал, переписывал рукопись; некоторые её части, а именно «Предисловие», «Вступление» и «Заключение», остались в черновых набросках. В дошедшей до нас рукописи встречаются пропуски слов, недописанные фразы.

Гоголь много лет изучал богословскую литературу и чин Литургий Восточной Церкви. Это сочинение Гоголь много раз переписывал. Печатать хотел в небольшом формате, поскольку желал сделать это сочинение народным, пустить в продажу по низкой цене и без своего имени. В предисловии к книге Гоголь написал:

Целью этой книги — показать, в какой полноте и внутренней глубокой связи совершается наша Литургия, юношам и людям, ещё начинающим, ещё мало ознакомленным с её значением. Из множества объяснений, сделанных Отцами и Учителями, выбраны здесь только те, которые доступны всем своей простотою и доступностью, которые служат преимущественно к тому, чтобы понять необходимый и правильный исход одного действия из другого. Намеренье издающего эту книгу состоит в том, чтобы утвердился в голове читателя порядок всего. Он уверен, что всякому, со вниманьем следующему за Литургиею, повторяя всякое слово, глубокое внутреннее значенье её раскрываться будет само собою.

Особенности

Гоголь создавал свой труд, пользуясь в основном творениями восточных отцов, которые описывали и толковали литургическую практику своей Церкви в современный им период. Но практика богослужения со временем изменялась. Судя по всему, Гоголь редко сверял описываемые им священнодействия и их порядок с тем, что реально происходит на Литургии. Как отмечает диакон Иоанн Нефёдов, в целом порядок в «Размышлениях…» верный. Но в многочисленных деталях присутствует определённая неточность и даже путаница.

Публикации

Судьба рукописи оказалась драматичной. Её окончательный вариант был по ошибке сожжён самим автором в ночь на 12 февраля 1852 года. Возможно, он был гораздо более последовательным и выверенным, а известный нам сегодня текст — это предварительный, черновой вариант.

Уже после смерти автора Цензурный комитет подверг уцелевший черновик значительным сокращениям и в таком виде «Размышления…» впервые увидели свет в 1857 году

При подготовке собрания сочинений Николая Гоголя, выпущенного с 1889 году (Сочинения Н. В. Гоголя. Изд. 10-е. Т. IV. М., 1889), текст, как указано на титуле, «сверен с собственноручными рукописями автора и первоначальными изданиями его произведений» Н. С. Тихонравовым — известным русским литературоведом и археографом. Но поскольку редактор не был академическим богословом, текст был воспроизведён со всеми многочисленными литургическими ошибками и неточностями, содержащиеся в рукописи.

В советское время «Размышления» не переиздавались ни разу до 1990 года. Произведение не было включено в Полное собрание сочинений Гоголя, изданное в советское время, как якобы «не имеющее прямого отношения к литературной деятельности Гоголя и представляющее узко биографическое значение» (хотя в редакционной преамбуле к комментариям первого тома ранее было указано, что книга всё же будет включена в собрание).

Впервые после революции «Размышления о Божественной Литургии» были опубликованы в газете «Комсомолец Киргизии» № 8(8927) 21.02.1990, далее в № 11, 14, 16, 18, 28, 31, 32, 33, 35, 56, 37, 38 и 39 (Публикация А. С. Кацева) и в журнале «Наше наследие», № 5 за 1990 год. В том же году вышли два отдельных издания. В дальнейшем «Размышления…» переиздавались неоднократно, как отдельными изданиями, так и в составе сборников и собраний сочинений Гоголя.

Ссылки

• Гоголь Н. В. [www.wco.ru/biblio/books/gogol1/Main.htm «Размышления о Божественной литургии»]

Отрывок, характеризующий Размышления о Божественной Литургии

– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.