Размышления о причинах величия и падения римлян
| Размышления о причинах величия и падения римлян | |
| Considérations sur les causes de la grandeur des Romains et de leur décadence | |
|
| |
| Автор: | |
|---|---|
| Жанр: |
философско-исторический трактат |
| Язык оригинала: | |
| Оригинал издан: | |
Размышления о причинах величия и падения римлян (фр. Considérations sur les causes de la grandeur des Romains et de leur décadence) — философско-исторический трактат Шарля-Луи де Монтескьё. Первое издание вышло в 1734, исправленное издание в 1748.
Содержание
Содержание
В «Размышлениях» автор на примере римской истории доказывает, что только там, где граждане свободны и независимы, там, где весь народ участвует в управлении государством, общество в состоянии успешно развиваться. В прочих случаях государство теряет своё величие и в конечном счете терпит поражение от внутренних и внешних врагов.
Цитаты
Основатели древних республик разделили землю между гражданами поровну; одного этого было достаточно, чтобы народ был могущественным, т, е. составлял благоустроенное общество; благодаря этому же он имел хорошую армию, ибо каждый был кровно заинтересован в том, чтобы защищать своё отечество.
В Риме общественные должности предоставлялись только на основании добродетели и не приносили никакой другой выгоды, кроме почестей и предпочтения при исполнении обязанностей.
Нет ничего могущественнее такой республики, где законы соблюдаются не вследствие страха или разумных соображений, но вследствие страстной привязанности к ним.
Свободное государство, то есть постоянно волнуемое борьбой партий, может сохранять себя только в том случае, если оно способно исправлять свои ошибки благодаря своим собственным законам.
Всякий раз, когда мы замечаем, что в государстве, называющем себя республикой, все спокойно, то можно быть уверенным, что в нём нет свободы.
Римский народ, не принимавший больше участия в правлении, состоявший почти исключительно из вольноотпущенников и из людей, не занятых ремеслом, живших на счет государственной казны, чувствовал лишь своё бессилие.
Значение
В самой Франции «Размышления» успеха не имели. В парижских салонах даже говорили, что если «Персидские письма» были величием Монтескье, то «Размышления» стали его упадком. Но в Англии книга сразу обратила на себя внимание и была переведена на английский язык. Затем появился перевод книги в Пруссии, и Фридрих Великий, прочтя её, оставил на полях своего экземпляра многочисленные примечания. А в Голландии за год книга была издана трижды, и все тиражи быстро расходились.[1] В России трактат Монтескье вышел впервые в переводе Алексея Поленова под названием «Размышления о причинах величества Римского народа и его упадка» (Спб. 1769 г.), и затем в 1893 г. — под названием «Рассуждения о причинах возвышения и упадка Римлян» (с подробными примечаниями по истории и римским древностям В. И. Безобразова-Монигетти).[2]
Именно «Размышления» Монтескье положили начало той негативной оценке значения христианства для мировой истории, которая получила наивысшее развитие в знаменитом труде Э. Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи».[3]
Напишите отзыв о статье "Размышления о причинах величия и падения римлян"
Примечания
- ↑ [www.tonnel.ru/index.php/music.php?l=gzl&uid=720&op=bio Монтескье Шарль Луи барон де Ла Бред де Секонда, Биография, история жизни, творчество, писатели, ЖЗЛ, музыка, биографии]
- ↑ Библиография русских переводов произведений Монтескье — В: Ш. Монтескье. Избранные произведения. — М.: Государственное издательство политической литературы — 1955 г.
- ↑ [polit.ru/article/2010/04/08/byzantine/ Алексей Лидов. Византийский миф и европейская идентичность]
Ссылки
- [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Montesk/ Ш. Монтескье. Размышления о причинах величия и падения римлян]
- [artofwar.ru/k/kamenew_anatolij_iwanowich/pochemurimpal.shtml Каменев А. И. Почему Рим пал?]
Отрывок, характеризующий Размышления о причинах величия и падения римлян
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
